Замешательство

– Ты в порядке?

– Я в порядке, папа. Все супер.

– Куда ты?

– Зов природы, папа. Скоро вернусь.

В лунном свете он покрутил рукой, словно сжимая невидимый шар: старый сигнал «все хорошо». Я положил голову на надувную подушку, натянул край зимнего спальника на шею и снова заснул.

Тишина разбудила меня. Я мгновенно понял две вещи. Во-первых, я проспал дольше, чем хотел. Во-вторых, Робина в палатке не было.

Я оделся и вышел. Трава, на которой мы разбили лагерь, была влажной от росы. Ботинки и носки Робина лежали у входа. Фонарик тоже: он был не нужен. Луна в ясном небе превратила окружающий пейзаж в серо-голубую акватинту. Ориентироваться по корням и камням стало так же легко, как идти при свете уличного фонаря.

Я крикнул, но ничего не услышал в ответ из-за шума порогов. Обогнув площадку для кемпинга, я закричал громче.

– Робин? Робби! Дружище?

Приглушенный стон донесся из ручья в нескольких футах от меня.

Я добрался до воды за считаные секунды. В серебристом свете пороги казались нагромождением осколков. Однажды сын мне кое-что сказал: «Чем темнее становится, тем лучше я вижу краем глаза». Я окинул реку взглядом, следуя за течением. Робби свернулся калачиком на валуне посреди потока, обнимая какой-то выступ.

Через пять футов в потоке я наступил на что-то скользкое. Камень вывернулся из-под ноги, я упал. Ударился правым коленом и левым локтем, оцарапал то и другое. Ледяная волна утащила меня на десять ярдов вниз по течению, прежде чем я ухватился за другой крупный камень. Я пополз обратно вверх по течению, перебираясь на четвереньках от одного валуна к другому. Каждый шаг, казалось, занимал минуты. Приблизившись к валуну, я все понял. Робби разбирал пирамиды. Снова превращал реку в безопасный дом для живых существ.

Он промок по ключицы. Все его тело тряслось. Он попытался протянуть руку, но она безвольно повисла. Изо рта вырывались невнятные звуки, совсем не похожие на слова. Он дрожал, как испуганный зверь. Ему было так холодно.

Ход времени нарушился. Я не мог решить, что делать. Пульс Робби был таким слабым, что я боялся поднять моего мальчика на руки. Если ползти с ним обратно через каскады, то придется погрузить его в ледяную воду так надолго, что он не выдержит. Я поднял его, собираясь отнести на берег. На втором шаге потерял равновесие и окунул Робби в воду. Из его груди вырывались ужасные звуки. Никто не смог бы пересечь эти мокрые камни в вертикальном положении, с грузом в руках.

Я положил сына обратно на крошечный островок и придерживал, пока забирался рядом. Снял с него штаны и рубашку – потребовалась целая вечность, чтобы отделить мокрую одежду от кожи. Футболка легла кучкой ткани на узкий валун; крошечные джинсы соскользнули, их унесло течением. Дрожь усилилась. Я попытался высушить его, но лишь ускорил испарение и усилил холод.

Я изо всех сил старался сохранять спокойствие и сосредоточенность. Мне нужно было завернуть Робби во что-нибудь теплое, но моя собственная одежда была мокрой после падения в реку. Его дыхание было неглубоким, затрудненным. Я подтянул его колени к груди, снял промокшую рубашку и прижался к нему всем телом. Но моя кожа была такой же холодной и влажной, как у него.

Я поднял голову. Нас окружал серебристый, неподвижный мир. Даже река текла слишком медленно, чтобы быть реальной. Мы находились в нескольких милях от начала тропы. Горы блокировали сотовую связь. Ближайший человек находился по ту сторону хребта. И все равно я закричал. Мой крик потревожил Робина, и его стоны стали еще сильнее. Даже если бы кто-то каким-то чудом услышал меня, то никогда бы не нашел нас вовремя.

Я гладил и тормошил его, звал по имени. Похлопывания перешли в пощечины. Он перестал стонать, перестал реагировать. Воля к жизни его покидала. Невзирая на трение, кожа посинела. Я снова прижался, чтобы заключить его в свои мокрые объятия, но это было бесполезно. Мне нужен был какой-то другой способ согреть его. Еще несколько минут на холодном весеннем воздухе без одежды, и Робби умрет.

Я поднял глаза. Палатка с сухим и теплым спальным мешком стояла прямо на берегу, всего-то в двадцати футах. Я свернулся калачиком вокруг Робби и попытался запечатать слой воздуха вокруг его туловища. Дрожь продолжалась, но я не слышал сердцебиения.

Голос сказал: «Попробуй». Я оставил его на валуне и, спотыкаясь, побрел через пороги. Вскарабкался на каменистый, поросший деревьями берег. Молния палатки порвалась от моих усилий. Я схватил спальный мешок и побежал обратно к реке. На берегу я обернул мешок вокруг шеи и умудрился не упасть, пока пробирался обратно к валуну. Я накинул на Робина мешок и застегнул. Затем укрыл его своим телом. Укрывал его, как мог, пытаясь различить звук дыхания в шуме текущей воды.

Прошло много времени, прежде чем я смирился с тем, что больше ему не нужен.

Жила-была планета, которая не могла понять, куда все подевались. Она умерла от одиночества. Такое случилось миллиарды раз только в нашей галактике.