Замещение. Повесть

Агент где-то в глубинах подсознания поддерживал эту страну, так похожую на его родину. Если любишь родину там, то любишь что-то в ней и здесь.

Они разошлись и в понимании литературы. Надо признать, говорил политолог, что классические гуманистические авторы, когда-то владевшие сознанием граждан, перестают считаться серьезными, они влияли в те времена, когда жили иллюзорными смыслами. Не вобрали в себя сегодняшний опыт населения, отрезанного от мира и недоумевающего, как жить.

Он с грустью признавался, что сейчас не стало в культуре прошлых авторитетов. Одни считают Пушкина государственником, воспевающим хвалу самодержавию, другие – по-прежнему «нашим всем». И вообще поэзия перестала входить в сознание граждан, занятых суровым добыванием пищи и тряпок, чтобы прикрыть себя не теряя достоинства. Известные авторы-диссиденты, имена которых когда-то вернулись в культуру, снова оказались-таки агентами иностранного влияния. Их идеи были планом правильного развития человечества, а не самой реальностью, тяжело пахавшей землю, не поднимая глаз в ненужное голубое небо.

– А современники?

– Литераторы, тексты которых исходят откуда-то свыше? Они заблуждаются. Когда человеку хочется, например, в туалет, – об этом мысль приходит сама, отнюдь не свыше.

В его тоне появилась вызывающая решительность:

– Интеллигенты – потребители изделий творцов литературы и искусства, получавших высшие знания из Вселенной, трепетно задавали им вопросы: «Что вы хотели сказать этим текстом?» А теперь пугаются: «Как он мог перейти на другую сторону? И во что теперь верить?» Считают, что их предал в своем мессианстве тот или иной автор. Оказывается, художники тоже люди, со слабостями и оппортунизмом. А глубинный народ, к сожалению, и раньше не принимал мессианства, и в деревнях никакой так называемой высокой культуры не было. Не стихи декламировали ямщики в трактире, а матерные частушки распевали. Белинского и Гоголя мужики не торопились нести с базара, но вот лубок процветал.

Они проходили мимо гуляющих семейных групп, мимо лежащих на траве приезжих мигрантов из Средней Азии, равнодушно глядящих на чужую жизнь.

– Комиксы и сейчас любят, – признавал Кизяков. – В девяностые прошлого века «возродить» ничего не получилось, обыватель как слушал попсу, так и слушает. «Ласковый май», боевики и латиноамериканские сериалы. Повергая вечно страдающую прослойку интеллигенции в экзистенциальный ужас.

– Вот как старым интеллигентам не повезло с народом! – приуныл он. – Хотели приучить к «артхаусу», кино «не для всех», а люди упорно смотрят боевики.

Он театрально вскинул голову.

– Хватит пастырей, окормляющих необразованных! Во всем мире прекрасно сосуществуют рядышком «высокое» и «низкое» искусство. Сейчас приготовление жратвы тоже стало искусством. Они равны, если «низкое» не равнее. Остается и попса, для развлечения народа. И критерий один – количество купленных билетов или книг, и обилие «лайков».

Он с грустью говорил, что нынешние критики считают классиков, отжившими. Агент оскорбился за любимых авторов, на которых, кстати, его воспитывали отцы и деды:

– Войны бывали и раньше, а классики оставались в вечности. В революции 1917 года, когда рассеялся дым, увидели, что настоящее осталось. Это классики литературы и искусства.

– Увы, сейчас личность не нужна, – вздохнул Кизяков, – она ни на что не влияет. Поэтому потеряли значение литература и искусство, ставящие в основу творческую личность.

– Но это невозможно! Живые существа замкнуты в себе, внешне непроницаемы. И только личность в искусстве и литературе может приоткрыть эту завесу. Хотя иногда и само живое существо может раскрыть свои потаенности. Но чаще врут.

– А что делать? Эпоха перевернулась и стала на ноги. Кому нужны копания в отдельной человеческой личности? Снова настал век героев, на челе которых природа стала лавровым венком, а не слюнтяйской расслабухой. Это обузданные человеческие желания, а не бесплодные мечтания романтиков.

Агент давно заметил, что культура девяностых прошлого века переведена в противника новой эпохи. Озадаченно молчавшее творческое сообщество во время «очищения и обновления» осторожно искало новые пути.

По всем каналам комповизора мелькают «исторические реконструкции»: красные шапки благородного русского воинства с пиками, в гуще битвы протыкающего врага. Усиленно пропагандируется своя, родимая гордость волосатых древних русичей, отвоевавших уникальность и соборность своего самосознания, которые после веков «смерти бога» снова ударились в православное христианство, кстати, дружелюбное к другим религиям.

В ходу старые проверенные временем классики с их пьесами, которые можно ставить и не бояться высказывать между репликами персонажей свои мысли.

С новой силой режиссеры взялись за детективые сериалы, зародившиеся еще в девяностые прошлого века, где менты борются с бандитами и нечестными бизнесменами. Этих ворюг сейчас относят к агентам западного влияния.