Казалось, она надеялась, что я сейчас побегу успокаивать Эни. Вместо нее. Освободив ее от этого. Как старшая. Позволив ей хоть на мгновение выдохнуть, снова вернуться в то время, когда успокаивать, выслушивать и мирить всех было моей обязанностью. Но ей уже не пять лет и не десять. Ей уже даже не двадцать.
Я мотнула головой.
— Нет. Я пойду на работу.
К их сожалению, я никогда не была доброй, сочувствующей и переживающей за все живое принцессой из сказок, принцессой, в которую принц влюбляется за нежность, безропотность и готовность решать проблемы всех на свете, но только не свои. И становиться ей я не собиралась.
Я помогу им, потому что в их незавидном с точки зрения матримониальных амбиций положении в наших краях виновата я. Но сделаю это так, как будет удобно мне. В качестве доброй воли, а не искупления за «грехи».
Потому что вариантов у них на самом деле больше, чем один, и если они так и не смогли за это время расширить свой кругозор, то вот это уже точно не моя вина.
Кто работает в отделе контроля за прессой? Как отчитываются и перед кем конкретно о проделанной работе? Я всего этого не знала, так как это не было моей зоной ответственности. Но знала, что в их власти запретить человеку, чьи статьи проверяются по подозрении в нарушении регламента, выпускать новые статьи и заметки, пока не закончится проверка и не будут сняты обвинения.
И я решила проверить, насколько хорошо они выполняют свою работу и выполняют ли вообще. Самым простым способом было отправить в отдел заявление с просьбой проверки подозрительных статей. Я решила сосредоточиться на одном конкретном писаке, мистере Ротте, который хотя бы небольшие заметки публиковал в одной из утренних газет каждый день. Если на мое заявление отреагируют, то его подписи в утренних новостях я не увижу уже завтра.
Чтобы точно убедиться, что заявления дошли, я их отправила не анонимно по почте, а заплатила нескольким людям, которые написали их под диктовку и лично отнесли в отдел, отчитавшись мне потом, что отдали из рук в руки.
Итак, я была точно уверена, что на мистера Ротта поступило аж пять жалоб после его последней провокационной статьи. Три из них были малоинформативны, но эмоциональны, порой даже до пафоса. Две содержали пометки с конкретными законами, которые были нарушены автором статьи по мнению заявителя — то есть меня. И которые действительно были нарушены.
Ни на следующий день, ни после мистер Ротт не исчез со страниц газет. Даже больше, он стал будто наглее. То есть проверку ему устраивать не стали.
Это подтверждало мои подозрения. Отдел по контролю за прессой ни черта прессу не контролировал. Как мне кажется, намеренно, но один эпизод, все же, достаточным доказательством не являлся. Я подумала и решила, что это консервативное крыло пытается дискредитировать Ее Величество, ведь это она ослабила цензуру, убедив всех, что хватит и того, чтобы присматривать за оппозиционной прессой, чтоб они не наглели. Что лучше следить и контролировать, чем запрещать и уводить все в подполье, где еще попробуй узнай, что у оппонентов вообще в головах твориться.
Многие такими послаблениями были недовольны. И выставить королеву дурой, показав, как основательно провалился ее план некоторые были бы не против.
Намекнуть разным молодежным собраниям, что в отделе по контролю есть «свои» люди, которые пропустят любую статью, довести ситуацию до абсурда, а потом торжественно представить в Совете доказательства, что цензуру ослаблять нельзя, потому что вот оно что из этого выходит!
— Я даже не знаю, чего я хочу больше, — сказала княжна, выслушав мои доводы, — Рассказать ей об этом и посмотреть на ее лицо или не рассказывать, дождаться, когда все это расскажет ей Совет, и посмотреть на ее лицо.
Я не стала говорить, что тоже не отказалась бы от такого чудного зрелища.
— Послушай, Яри, это хороший шанс проявить себя… — начала было я.
— А зачем мне проявлять себя? — она скривилась, будто откусила лимон, — Еще перед ней на задних лапках бегать и помогать ей, чтоб впечатление произвести? Пусть сама разбирается со своими проблемами в своей стране!
— Ну не вечно же тебе в оранжерее сидеть? — я старалась говорить мягко, хотя меня начинала раздражать ее незаинтересованность.
Я, конечно, понимаю, что она не обязана выбивать себе место под солнцем в нашем дворе только потому, что мне было бы это выгодно, но в конце концов я трачу на ее прихоти немало своего времени и хочу что-то получать взамен! Так ведь работают дружеские отношения, вроде?..
— А я не против! Почему я должна перед кем-то выслуживаться? Я сюда не напрашивалась! — вздернула голову княжна.
У меня дернулся глаз.
— Ну тогда сиди тут и пухни от скуки, — предложила я, — А я пойду выслуживаться перед королевой, потому что у меня нет времени нянчиться с девчонкой, с чьим мнением никто не считается.
Я уже поняла, что многие вольности она легко мне прощает, так что решила бессовестно давить на ее гордость. Нет, не надо с ней нянчиться, с ней надо пожестче. Она меня не разочаровала. Подскочила, полыхнула глазами и едва ножкой не топнула от обиды.