Заметки и отдельные воспоминания

Встретили вдвоем Новый год по московскому времени, а ровно в двенадцать вдруг все загрохотало за окном, стало светло как днем. Поскольку это был первый наш Новый год в Германии, мама тут же побежала к соседям выяснять, что происходит. Там жила молодая пара Вадим и Нэлла, у которых в это время собралась веселая компания. Они тут же пригласили нас за стол и объяснили нам происходящее. У них стояла красавица елка, сверкала огнями и крутилась вокруг своей оси. Мы приняли их предложение. Маму усадили между хозяевами, а я попал в руки другой пары – тоже наших соседей.

Сохранилась фотография за столом, где мое лицо выглядывает из-за бутылки пива.

В январе 1963 года мы с мамой получили телеграмму о выезде отца с моей сестрой и, рассчитав время прибытия, пришли на вокзал. Поезд пришел, но среди прибывших их не оказалось. Не заметить их мы не могли, поскольку поезд состоял из четырех или пяти вагонов, а вышла из него только одна пожилая немка. На второй день повторилось то же самое. Мама доложила командованию – и они подключились к поиску. Версии были самые разные, но ни одна из них не могла быть хорошей. Мы продолжали по вечерам встречать поезда. Даже не пытаюсь описать, в каком настроении находилась мама в продолжении трех или четырех дней.

Наконец, только еще в школе начался первый урок, в класс заходит водитель командира дивизии и просит учителя меня освободить от занятий. Мы едем домой, забираем маму, затем в медсанбат, пересаживаемся в санитарную машину и далее во Франкфурт, в военный госпиталь. Оказалось, что отца сняли с поезда из-за сердечного приступа. К нашему приезду ему еще не разрешали вставать и перевозить также не разрешили. Мы побыли у него, забрали мою сестру, которая все это время находилась в детском отделении, и ночью выехали в обратный путь.

Почти через год уже мы с отцом остались вдвоем. Поначалу все шло хорошо, отец купил фотоаппарат ФЭД-2, и мы в свободное время осваивали основы фотографии, правда первую пленку мы загубили – промыли горячей водой, фотоэмульсия отслоилась от ее основы и плавала в бачке отдельно от нее.

Несчастье пришло неожиданно, у отца пошел камень из почки и застрял. Его положили в медсанбат, а позже переправили в госпиталь в город Лихен на операцию. Он мне оставил денег, я навещал его и неплохо справлялся один. С газовой плитой, сковородкой и кастрюлями я обращался свободно.

Вскоре встречаю друга нашей семьи Менькова Василия Егоровича, который служил в комендатуре. Он меня дежурно спрашивает:

– Как дела?

– Хорошо, – отвечаю я.

С его сыном Сергеем я учился в одном классе и даже более того – сидел за одной партой, но ему я не говорил, что живу один, как, впрочем, и остальным.

На следующий день я пришел из школы, только собрался что-нибудь приготовить поесть, как появился Василий Егорович и сразу меня отругал:

– Как же ты говоришь, что все хорошо? Отца у него увезли, а у него все хорошо.

Быстро собирайся, будешь жить у нас.

Я упирался сколько мог, говорил, что мать скоро приедет, а я справляюсь пока. Силы были неравны – он меня забрал к себе жить вместе с тремя его сыновьями: старшим из них Валеркой, средним Сергеем и младшим Юркой. Они были крепкие ребята, с хорошим аппетитом. На их фоне в этом смысле я сильно проигрывал и выглядел бледнолицым. Василию Егоровичу и его жене Антонине Петровне доставляло головную боль, чтобы накормить меня так же, как наворачивали их дети. Абсолютно все относились ко мне с предельным вниманием, и от этого я, конечно, несколько стеснялся.

Жили они на территории комендатуры, которая выходила на озеро. Берег был оборудован помостами и вышкой для прыжков в воду. Опасаясь, что я умру от голода быстрее, чем приедет моя мать, Василий Егорович вставал ни свет, ни заря, выходил на помост, налавливал рыбы – и к завтраку, перед походом в школу, Антонина Петровна уже подавала ее в жареном виде.

Помосты выходили достаточно далеко в озеро. Мы с удовольствием с них рыбачили. Глубины хватало на любую рыбу, обитающую в озере. Настроив удочку на предельную глубину, можно было выловить даже угря. Чуть на меньшей глубине шел лещь, плотва или красноперка. На минимальной глубине ловилась рыбка величиной не больше ладони, похожая на селедку, мы ее называли верхоплавкой. Вероятность удачи была обратно-пропорциональна глубине. Леща можно было и не поймать за весь день, не говоря уже об угре, вытащить которого – это событие. Плотва и красноперка шли хорошо, ну а верхоплавки наловить вообще проблем не было.

Как и все пацаны, мы любили играть в разные подвижные игры, основным из которых, конечно, был футбол. Кумирами были Лев Яшин, Анзор Кавазашвили, Эдуард Стрельцов, Игорь Численко. Играли двор на двор, класс на класс и просто разбивались на команды как получится. В пятом классе мы вскладчину купили одинаковые желтые футболки и краской через трафарет нанесли номера. У меня была футболка под номером 7.