Заметки к Блокноту (СИ)

— Так и есть, нашел. И тебе того же желаю. Хотя… Дай-ка как следует подумать… А нет, я слукавил.

— Юр, послушай меня, пожалуйста, и не перебивай, — Алёна отвела взгляд, не в силах смотреть в глаза, — Знаешь, мне и правда снятся кошмары уже полгода почти. Я тогда с порога поняла, что ты ушёл. Потом кольцо нашла. Помню, еще подумала, что всё к лучшему, что хорошо, что всё выяснилось вот так и мне не пришлось отвечать тебе «Нет». Единственное, я тогда не смогла найти в себе мужества позвонить и поговорить нормально, на трезвую голову. А когда набралась храбрости, не смогла дозвониться – ты номер сменил.

— Ты хочешь сказать, что приехала сюда, чтобы объясниться, наконец, по-человечески? Весьма благородно, — скептическая кривая ухмылка поползла по его лицу. — Мне не нужны твои объяснения, не трать силы.

— Ты всё-таки выслушай меня… Я скажу и уеду, обещаю. Меня это грызет, я с этим больше ни дня не проживу… Я тогда не понимала, какая дура была, как подло пользовалась твоей любовью и насколько отвратно поступила, объявив тебе обо всем вот так. Я и представить тогда не могла эту боль, не догадывалась, каково это. Но мне прилетело. По закону кармы, знаешь? Бумерангом вернулось, — Алёна глубоко вздохнула, зажмурилась на секунду, словно отгоняя непрошенные и никому не нужные сейчас слёзы, а может, собираясь с духом, — Он меня бросил. А я его любила ведь. Его я любила, я ради него на всё готова была, потому и позвонила тебе бухая. Он как заведенный твердил: «Мы должны ему сказать, я себя сволочью чувствую!». Можно подумать, я не чувствовала! Сволочью чувствовала, но и только… Мы тогда поругались из-за этого, он орал, что пока я тебе не скажу, на порог меня не пустит. Я же любила его.., — девушка сглотнула нервно, на несколько секунд затихнув, — Сидела у него под дверью, пила текилу из горла, плакала, а потом набрала тебя… Я еще и громкую связь включила, чтобы он слышал. И у меня внутри ничего не ёкнуло тогда…

Врач смотрел на свою бывшую девушку холодно и слушал молча, пытаясь унять поднимающееся внутри негодование.

— Юр, я такая дура. Он меня бросил полгода назад, а я уже видела нас с ним в окружении оравы детей, счастливых таких… А он… Он мне сказал, что шалавы ему не нужны, что там, где одно предательство, будет и второе… В общем, опуская подробности того, как я это проживала, скажу: вот приблизительно тогда я и поняла. Я тогда поняла, что чувствовал ты… Правильно говорят, пока на своей шкуре не узнаешь, не поймешь. Прости меня. Я себя с тех пор ненавижу.

Он не испытывал к ней жалости; негодование – да, возможно, каплю сочувствия, как человек, сам через страшный шторм прошедший, и толику благодарности за то, что она решилась таки объясниться, – это всё. Оправданным бы сейчас было ощущать себя отомщённым, но нет, и злорадства не было.

— Что ты хочешь от меня услышать, Алёна? Что мне жаль, что у тебя с Сашкой не сложилось? Это неправда – мне не жаль, но я и не рад вашему разрыву. Не знаю… Что еще? Что я тебя прощаю?

Юра выразительно посмотрел на девушку. Здесь сложно… Он забыл и не вспоминал, не простил тогда, но не вспоминал. Но всё, что он хотел бы ей тогда сказать, за него, оказывается, сказала ей жизнь. Объяснила на пальцах. И добавить тут больше нечего. И желать больше нечего. Она всё почувствовала на себе.

— Я не знаю, что… Что-нибудь. Я не надеюсь, что ты меня когда-нибудь за это простишь, я просто хотела сказать всё лично, объяснить. Я хочу избавиться от этого мерзкого ощущения, хочу перестать чувствовать себя сволочью последней. Хочу, чтобы ты понял, что я поступила именно так не потому, что хотела в душу наплевать, а потому, что была в отчаянии и не отдавала отчета в своих действиях… Я должна была сказать по-другому. Иначе. Не так… И гораздо раньше. Не тянуть эту лямку. У нас бы с тобой не получилось ничего, это был неравноценный по вкладу союз. Ты отдавал, а я только брала, пользовалась. Отдавая другому. Я сейчас очень об этом сожалею.

Совершенно внезапно вспомнилась Марина… В их неравноценном союзе она отдавала, а Юра брал. И даже не думал возвращать хоть часть. Пользовался.

«Ты и сам был «Алёной»»