Заметки на полях пиджака

В религии он держался деизма. Его политическим идеалом был просвещённый абсолютизм, – немного окультуренная версия дворянской классовой диктатуры.

Разумеется, всё это не отменяет ума.

Всё познаётся в сравнении. Давайте и мы сравним Вольтера хотя с тем же Мелье. Что тогда останется от Вольтера?

Вольтер подшучивал над тиранами, но при этом водил с ними дружескую переписку. Мелье призывал тиранов убивать.

Работы Вольтера – это заливистый смех пресыщенного жизнью светского остряка. Сочинение Мелье – пронзительный звон набатного колокола.

Вольтер толковал о просвещении. Мелье призывал к народному восстанию. В этом вся разница между ними. В этом заключается конфликт между этими двумя никогда не встречавшими друг друга учёными.

Когда Вольтер прочитал «Завещание» Мелье, – он пришёл в ужас. Это было слишком. Слишком радикально, слишком революционно.

Подшучивать над тиранами можно. Склонять народ к восстанию – нельзя.

Все мы, конечно, знаем про то, как Вольтер в своё время подредактировал главную работу Мелье: яростного атеиста он сделал сторонником деизма, все слова о ленивых попах, жестоких помещиках, продажных чиновниках и обнаглевших вконец нуворишах убрал.

Вольтер был либералом. Более того, ему суждено было стать духовным отцом всех последующих либералов. Мелье был революционером. И понять друг друга эти двое не могли.

Но вернёмся к Лифшицу. Этот человек совсем не просто так называл Вольтера одним из своих любимых авторов.

Все принадлежащие перу Лифшица памфлеты написаны совершенно по-вольтерьянски.

Возьмём тот же «Дневник Мариэтты Шагинян».

Тему этого произведения мы уже сформулировали выше. Признаем, разгуляться тут особенно негде. Но для большого таланта и на таком вот убогом на первый взгляд материале посильно создать нечто оригинальное и ценное.

В конце концов, Шагинян была очень плохим человеком. Она сыграла немалую роль в травле неугодных во время Большого террора. Вся её литературная деятельность была настоящим вредительством. На протяжении многих лет она прививала советским читателям мещанские, антисоциалистические ценности.

Шагинян – типичное воплощение пролезшей в культуру посредственности.

И это страшно. Страшно то, что такие люди в Советском Союзе были. Потому что именно они его и разрушили.

Казалось бы, тут надо метать громы и молнии.

Но Лифшиц этого не делает. Он не разоблачает Шагинян как литературную шарлатанку. Вместо этого он подшучивает.

Что бы там ни говорили, «Дневник Мариэтты Шагинян» – это не обличительный памфлет, а очень осторожная дружеская критика. Лифшиц иронизирует. Не более того. До открытого сарказма он не поднимается.

В наше время некоторые поклонники Михаила Александровича начали утверждать, что будто бы в этой статье их кумир разоблачает не только Мариэтту Шагинян, но и вообще всю сталинскую интеллигенцию.

Это, разумеется, чушь. Для того, чтобы это понять, достаточно прочитать саму статью. К счастью, она невелика.

Увы, но в этом памфлете нет ничего, кроме дружеских подколов по отношению к Шагинян.

Да, именно дружеских.

Что ни говори, но Лифшиц (равно как и его кумир Вольтер) сохранял хорошие отношения с теми, кого он вроде бы должен был критиковать. Многие годы он тесно общался с Алексеем Лосевым, и этот последний высоко отзывался о нём.

Хотя кто такой Лосев? Это ведь последний философ Серебряного века, известный русский декадент, идеалист, мракобес и церковник. Да, безусловно, очень умный мракобес и церковник, но от этого своей реакционной сущности не утративший.

А Лифшиц ведь защищал его перед лицом официозной цензуры. Когда труды Лосева не хотели публиковать, – именно Лифшиц заступался за них и брал на себя ответственность при их публикации.

Словом, направленная против Шагинян статья Михаила Александровича была совершенно ничтожна по своему содержанию. И бурная реакция советской общественности на её появление в печати свидетельствовала лишь о том, в какое же всё-таки зловонное болото превратилось советское общество, – если и такая мелочь могла вызвать в нём общественный интерес и оживление.

Да и вообще, посудите сами!

Маркузе поднял голос против общества потребления. Фанон боролся с колониализмом. Михаил Лифшиц воевал против армянской писательницы.

Кстати о Маркузе.

Лифшиц его совершенно не понимал. Пожалуй, из всех допущенных Лифшицем ошибок эта самая позорная.

В отличии от многих своих современников, он был знаком с работами великого немца не только в переводе, но и в оригинале. Прекрасно знал он также и Фромма, Адорно, Хоркхаймера и вообще всю Франкфуртскую школу.

Но знать – одно, понимать – другое. Лифшиц великих франкфуртцев не понял [3].

Не понял, вероятно, потому, что и не стремился никогда к пониманию.

Франкфуртская школа, неомарксизм вообще – для Лифшица всего-навсего разновидность вульгарной социологии, с которой он некогда так яростно боролся.