Читаем Заметки на полях пиджака полностью

Самое интересное, однако, не это. Анатоль Франс прямо отождествляет готовящих восстание демонов из своего романа с современным ему революционным движением. При этом автор отстаивает идею о том, что революционеры непременно выродятся в том случае, если им удастся захватить власть. Отсюда делается совершенно контрреволюционный вывод: революция не нужна. Напротив, она вредна и опасна. Необходимо отказаться от идеи свержения тирании (хоть земной, хоть небесной) и заняться мирными делами. То есть жрать, кутить да играть на свирели.


В романе есть персонаж-резонёр. Его его исполняет фавн Нектарий. Именно его словами Франс озвучивает своё кредо: золотой век настанет тогда, «когда человечество, сделавшись мудрым, поставит вертел выше шпаги».


Но это ведь не революционная позиция. Это потребительская позиция. И Лифшиц не мог этого не понимать.


Увы, данном случае правда состоит в том, что Анатоль Франс написал глубоко контрреволюционное произведение.


Лифшиц, однако, думал иначе. Роман Франса он называет не только выдающимся реалистическим, но и выдающимся революционным произведением.


Михаил Александрович совершенно серьёзно утверждал, что эта работа стоит на одном уровне с «Человеческой комедией» Бальзака и во всём многократно превосходит «Руггон-Маккаров» Золя.


Всё, как известно, познаётся в сравнении. Прочитайте «Восстание ангелов». Прочитайте «Жерминаль». Думаю, вам сразу станет ясно, кто здесь кого превосходит.


Мы могли бы продолжить наш экскурс в литературоведческие взгляды Лифшица, но делать этого не будем. Статья и без того разрослась, а нам ещё надо сказать про одну важную лифшицианскую идею. Речь идёт о концепции «великих консерваторов человечества».


В тридцатые годы Лифшиц начал пропагандировать представление о том, что будто бы в истории человечества существовали деятели на первый взгляд вроде бы реакционные, но на самом деле глубоко прогрессивные. Среди таковых он называет Шекспира, Бальзака, Достоевского и некоторых тому подобных.


Идея совершенно верная. Нареканий по этой части у меня нет.


Дело в другом.


В настоящее время Виктор Арсланов – единственный ученик Лифшица – активно популяризирует эту концепцию, при этом постоянно указывая на то, что она будто бы является исключительно лифшицианской и кроме Михаила Александровича никто ничего подобного никогда не предлагал.


Это, конечно, чушь.


И тут необходимо сделать важное пояснение.


Дело в том, что эта концепция появилась в творческом наследии Лифшица совсем не случайно. Она выковывалась на рубеже двадцатых и тридцатых годов, когда в СССР шла борьба с вульгарной социологией.


Одержимые революционным пылом ультралевые социологи готовы были вышвырнуть из библиотек всю художественную литературу, не относившуюся к передовой традиции. В том числа, конечно, и Шекспира, и Достоевского.


Для того, чтобы противостоять этой партии тупых и злобных, Лифшиц и выдумал такую теорию.


Однако же это не значит, что на Западе ничего подобного не было. Было.


Так, известно, что Маркузе отдавал предпочтение именно классической литературе. Его любимыми авторами были Шекспир и Толстой, любимыми произведениями – «Ромео и Джульетта» и «Анна Каренина».


Конечно, всё это не мешало Лифшицу называть Маркузе авангардистом, модернистом и проповедником нового варварства.


Сам немецкий философ объяснял значение консервативной реалистической литературы старого времени следующим образом.


В человеке сосуществуют два психологических начала – Эрос и Танатос.


Эрос – это начало жизнеутверждающее. Оно отвечает за стремление к творческой, созидательной деятельности. Если в человеке преобладает Эрос, он неизбежно устремится к искусству, науке, труду, общественно-политической борьбе, безвредным для тела и разума удовольствиям и размножению.


Танатос – это разрушительное начало. Оно отвечает за стремление к деструктивной деятельности. Если Танатос завладевает человеком, этот последний начинает получать удовольствие от того, что доставляет другим боль.


Чаще всего это принимает относительно безобидные формы. Человек говорит всем говорит гадости, орёт на жену и детей, ругается с продавцами в магазинах.


Так чаще всего проявляется преобладание Танатоса.


Но бывают и нетипичные случаи. Если Танатос завладеет человеком полностью, тот может перейти к более решительным действиям. Он уже не ограничивается криками. Ему уже не достаточно довести жертву до слёз. Теперь он пускает в ход кулаки. Он начинает бить своих жертв, доставляя им не только психические, но и физические страдания. Затем ему и побоев становится мало. Он берётся за нож, совершает первое убийство. Затем ещё одно. Потом ещё… Всё, маньяк готов.


Одержимый Танатосом человек может просто ради удовольствие перевернуть мусорную урну, написать на заборе матерное слово, поломать только что высаженное деревцо, разбить витрину или порвать книгу. Разрушение приносит ему наслаждение.


При этом нужно помнить, что одержимый Танатосом человек получает удовольствие не только от разрушения чужих вещей и чужих жизней. Он ведь и самого себя стремится разрушить.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука