Заметки на полях

— Слушай, — как-то быстро потерял я терпение, — не понимаю, чего ты от меня хочешь? Чтобы я дома сидел сутками? Так сообщаю новость: проблемы от этого не рассосутся.

— Семён, я беспокоюсь!

— Если не вернусь к десяти — звони в скорую, — вздохнул я и взялся за ручку двери.

— К десяти?! — ахнула мать.

— Утра. У-тра.

Знала она, что утра. Но между восемью и десятью — целых два часа, когда избитую суицидальную деточку могут жестоко насиловать все отморозки школы под сатанинский хохот наблюдающей Кати.

Я вышел в спортивном костюме, который предназначался для физкультуры, и в шапке. Прохладно, чёрт побери. Погода пока телится, выбирает между летом и зимой, но скоро определится и грянут настоящие холода. А там Новый год, всякое такое… Как у нас Новый год-то проходит? Ну, так себе. Мы с мамой, скромный столик… Нет, надо будет что-то менять. Во-первых, приглашу Катю. Да срать мне, какие у неё планы — изменит. Если у нас отношения, будем играть по-взрослому. И Гошу тоже приглашу — веселее будет. И ещё Светку — она самая красивая в классе. Попробую её с Гошей спарить — чисто приколоться. Блин, увлёкся я! Надо начинать книжки писать, а то, вон, энергия в реал плещет лютым потоком. Натворю дел, потом сам охреневать буду.

Катю я перехватил возле магазина, которым владела Гришина мать. Мы встретились под фонарём и остановились, глядя в глаза друг другу.

— Кто это тебя? — Катя разглядела мою боевую раскраску.

— Ты тему не переводи. Болт давай.

— Не дам.

Я с изумлением посмотрел на неё.

— Э-э-э… Вот так вот?

— Да, вот так. — Катя в ответ смотрела смело, с вызовом.

— Значит ли это, что твой ответ — «да»?

— Не знаю.

Мы помолчали. Потом Катя добавила:

— Но хочу узнать.

Как-то я даже не заметил этого момента — когда она взяла меня в оборот. Просто вдруг — р-р-р-раз! — и она сверху. И мой болт всё ещё у неё. Так-то, в целом, интересная позиция, но делать-то чего-то надо.

Я рискнул приблизиться к Кате, однако в этот раз она оказалась готова и ловко отстранилась. Не так отстранилась, что «отвали, между нами ничего нет», а так, что «не сейчас, Сёма, надо разобраться в отношениях».

— Окей, — усмехнулся я. — Во что играем?

— А мы не играем, — тряхнула она головой. — Я хочу узнать, кто ты такой.

— Правда хочешь? Открытие может тебя шокировать.

— Ты сделаешь мне больно?

Я вздрогнул и тут же выпалил в ответ:

— Нет! Никогда.

— Тогда давай завтра встретимся?

— Да не вопрос. Я весь день свободен. Хотя нет, не весь, вру — с утра к психологу еду.

— Часов в семь?

— Конечно. За тобой зайти?

— Нет! — воскликнула Катя так же резко, как я несколькими секундами раньше. — Давай на плотине?

— Не катит, — вздохнул я. — В смысле, если ты хочешь на плотину — давай прогуляемся, но встретиться надо в посёлке. Мне как-то не по себе от мысли, что ты одна пойдёшь через лес. В семь уже довольно темно.

Освещение было так себе, но мне показалось, что Кате понравилось услышанное. Ну а почему бы нет? Я проявил надёжность, заботу. Девчонки вроде это ценят, до некоторых разумных пределов.

— Хорошо, — сказал она. — Тогда у памятника.

— Ленину?

— Да нет. Ну, эти…

— А, всё, дошло: в пять у непонятной фигни на углу посёлка. Договорились.

Я протянул ей руку, и Катя с улыбкой её пожала.

— Не придёшь — оставлю болт там, — сказала она.

— Мёртвым всё равно, — усмехнулся я и, поймав осуждающий взгляд, пояснил: — Если буду жив — точно приду. Никаких суицидов, я же обещал. Не помню уже, кому, но кому-то обещал точно. Пойдём, провожу тебя до школы.

— А ты куда?

— Побегать. Хочу посмотреть, на что способно это тело.

Идти было недалеко, и мы почему-то больше не разговаривали, однако я чувствовал крепнущую связь между нами. Чувствовал, старался поддерживать, но всё же не мог отключить поток сознания, череду сумбурных мыслей.

«И что? — голосили они. — Что дальше? Ты добьёшься её расположения, вы будете ходить за ручку, целоваться и так далее. А дальше, Сёма? Такие отношения долго не продюжат, их нужно будет развивать, подпитывать. Помнишь ведь: любовь как костёр. Может быть, ты, с твоими гениальными мозгами, протянешь год, но потом всё либо закончится, либо ты уложишь её в постель. Тринадцать, или четырнадцать лет! Ты понимаешь, как много дерьма после этого упадёт на вентилятор? И даже если после раннего первого раза вы не разбежитесь, как это часто бывает, потом вы всё равно не сможете быть вместе…»

— До завтра? — сказала Катя.

Я встрепенулся. Мы, оказывается, уже пришли.

— До завтра. Слушай, Кать… Я, конечно, подонок, но у меня к тебе просьба. Можешь сегодня присмотреть за Гошей?

— А что с ним? — Катя поправила сумку на плече.

— Просто старайся быть недалеко от него. Рыбин может ему накостылять, причём, изрядно. Но при свидетелях не рискнёт. А девчонок не трогают — кодекс чести гопаря.

— Постараюсь, — вздохнула Катя. — Так это ты с Рыбиным, что ли? — Она кивнула на моё лицо.

— И да, и нет. На одну треть — да. Фигня, разберусь, просто пока не придумал, как. Гошку жалко…

— Да присмотрю я за твоим Гошкой, — улыбнулась Катя. — Ладно. До завтра!