Заметки о Гитлере

В январе 1933 года, когда Гитлер стал рейхсканцлером, в Германии было шесть миллионов безработных. Через три недолгих года, в 1936 году, властвовала полная занятость. Кричащая нужда и нищета масс повсеместно превратились в скромно–комфортное благосостояние. Почти столь же важным было то, что растерянность и потеря надежды уступили место уверенности и вере в себя. И что еще чудеснее: переход от депрессии к экономическому процветанию был достигнут без инфляции, при полностью стабильных заработках и ценах. Позже это не удалось сделать даже Людвигу Эрхарду.

Невозможно достаточно полно представить себе благодарное удивление, с которым немцы реагировали на это чудо и особенно то, как немецкие рабочие после 1933 года толпами от СДПГ и КПГ переходили на сторону Гитлера. В 1936–1938 годах оно абсолютно властвовало в настроении немцев и тем, кто все еще отвергал Гитлера, оставляло роль склочных критиканов. «У этого человека могут быть свои ошибки, но он снова дал нам работу и хлеб», — таким было в эти годы миллионоголосое настроение бывших избирателей СДПГ и КПГ, которые еще в 1933 году образовывали большую массу противников Гитлера.

Было ли немецкое экономическое чудо тридцатых годов действительно достижением Гитлера? Несмотря на возможные возражения, следует пожалуй дать на это утвердительный ответ. Совершенно верно: Гитлер в экономической и политико–экономической сферах был дилетантом; отдельные идеи, с помощью которых было приведено в действие экономическое чудо, исходили большей частью не от него, а особенно рискованный трюк финансирования, от которого все зависело, однозначно был созданием другого человека: его «финансового волшебника» Яльмара Шахта. Но это был Гитлер, кто поставил Шахта во главе — сначала Рейхсбанка, затем министерства экономики — и позволил тому действовать. И это был Гитлер, кто все планы по оживлению экономики, которые существовали уже до него, но до него именно исходя из всех возможных, в основном финансовых сомнений не были реализованы, достал с полки и запустил в работу — начиная с государственных долговых обязательств, принимаемых в уплату налогов, и до MeFo–векселей[6], от военизированной трудовой повинности и до строительства автобанов. Нет, он вовсе не был экономическим политиком, и он никогда не мечтал о том, что он придет к власти на окольном пути через экономический кризис и с задачей устранить массовую безработицу. Задача целиком и полностью не была выкроена под него; в его планах и политических мысленных построениях экономические вопросы до 1933 года практически не играли никакой роли. Но он обладал достаточным политическим инстинктом, чтобы понять, что это в настоящий момент играло главную роль, и — что поразительно — также достаточным политико–экономическим инстинктом, чтобы, в противоположность злосчастному Брюнингу, понять, что подъем экономики в данный момент был важнее, чем бюджетная и монетарная стабильность.

Кроме того, он, конечно же, обладал (в отличие от своих предшественников) и властью насильственно добиться по крайней мере иллюзии монетарной стабильности. Ведь нельзя не видеть и эту теневую сторону гитлеровского экономического чуда: то, что оно развертывалось посреди продолжительной мировой депрессии и превращало Германию в остров благоденствия, потребовало изоляции немецкой экономики от внешнего мира, и поскольку его финансирование по тенденции неизбежно было инфляционным, то это потребовало введенных сверху принудительных зарплат и цен. Для диктаторского режима с концентрационными лагерями на заднем плане и то, и другое было возможно: Гитлеру не нужно было оглядываться ни на объединения предпринимателей, ни на профсоюзы. Он мог и тех, и других принудительно загнать в «Немецкий Рабочий Фронт» и тем самым парализовать, и он мог любого предпринимателя, который совершал неприемлемые сделки за границей или повышал цены своих товаров, таким же образом заключить в концлагерь, как и любого рабочего, требующего повышения зарплаты или вообще угрожающего по этой причине забастовкой. Также и по этой причине следует назвать экономическое чудо тридцатых произведением Гитлера, и по этой же причине те, кто ради экономического чуда смирялся с концентрационными лагерями, были в определенном смысле слова лишь последовательными.