Ленина беспокоит не только фразерство, оперирующее с пышными словами, но и превращение дорогих для него и насыщенных глубоким содержанием слов в ходячие термины-названия, превращение этих слов в бытовые знаки и связанное с этим опустошение, обеднение слова.
В той же брошюре («Великий почин») он говорит о том, что «слово коммуна у нас стало употребляться слишком легко», и приветствует решение Ц. И. К. отменить декрет Совнаркома в том, что касается названия «потребительских коммун»: «Пускай будет название попроще». Он советует изгнать слово «коммуна» из «ходячего употребления, запретить хватать это слово первому встречному». В речи на Всероссийском съезде транспортных рабочих 1921 г. он подвергает критике распространенный плакат «Царству рабочих и крестьян не будет конца»: «Сейчас, проходя ваш зал, я встретил плакат с надписью: „Царству рабочих и крестьян не будет конца“. И когда я прочитал этот странный плакат, который, правда, висел не на обычном месте, а стоял в углу — может быть, кто-нибудь догадался, что плакат неудачен, и отодвинул его, — когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: „А ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание“. В самом деле, ежели бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов; а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма».
Внимание Ленина останавливается на каждом преувеличении, на всем, что имеет характер автоматического пользования словом и тем самым лишает его действительной значимости.
В той же речи он говорит по поводу другого лозунга: «размышляя о том, как у нас 3 1
/2 года спустя после октябрьского переворота существуют, хотя и отодвинутые немножечко, столь странные плакаты, я стал размышлять также и о том, что, пожалуй, и в отношении к самым распространенным и общеупотребительным у нас лозунгам есть еще чрезвычайно большие недоразумения. Все мы поем, что ведем сейчас наш последний и решительный бой вот, например, один из самыхъ распространенных лозунгов, всячески нами повторяемый. Но я побаиваюсь, что ежели бы спросить большую часть коммунистов, против кого вы ведете сейчас — не последний, конечно, это немного лишнего сказано, но один из ваших последних и решительных боев, — то я боюсь, что немногие дадут правильный ответ на этот вопрос и обнаружат ясное понимание того, против чего или против кого мы ведем сейчас один из наших последних и решительных боев».[44] («Основные задачи партии при НЭП’е». Изд-во «Красная новь». Москва, 1924, стр. 29–30).Приведенный мною материал (который можно было бы значительно увеличить) показывает, что Ленин относился к слову с редкой для политического деятеля осторожностью и чуткостью, реагируя не только на пышное фразерство, но и на каждое проявление фальши, на каждый словесный штамп, на каждый необдуманный выкрик. Революционная эмфаза вызывает с его стороны гневную отповедь, демагогический жест — резкую критику и насмешку. Даже в приветственных речах он, отступая от обычая, не столько приветствует и поощряет, сколько обличает и предупреждает от увлечения фразами и «болтовней». По поводу названия «Политпросвет» он говорит на съезде: «Вы взяли на себя название политического просвещения. Когда вы такое название брали, вас все предупреждали — не замахивайтесь очень в названии, а берите название попроще». (Сборник «Социалистическая революция и задачи просвещения», стр. 62).
Так Ленин пользуется каждым случаем, чтобы обнажить фразерство, удержать от неосторожного обращения со словом, подчеркнуть чрезмерное увлечение лозунгами или ярлыками: «Если нам удастся привлечь новых работников для культурно-просветительной работы, тогда уже будет дело не только в новом названии и тогда можно будет примириться с „советской“ слабостью наклеивать ярлычки на каждое новое дело и каждое новое учреждение». (Там же, стр. 36).