Заметки о любви

Стоит отдать им должное, никто не стал расспрашивать его о «последних событиях». Папа лишь вопросительно поднимает брови. Мама поджимает губы и перемещается на краешек стула. Альфи произносит: «Вот молодец!» – и протягивает через стол кулак, чтобы стукнуться с ним. Но сразу же, почувствовав настроение за столом, медленно убирает руку.

– Маргарет пожелала, чтобы билеты остались у меня, – продолжает Хьюго, посчитав, что будет лучше не вдаваться в объяснения, насколько бесполезными они могли для него оказаться, – так что я хотел бы поехать.

– С кем? – как-то уж слишком спокойно спрашивает мама.

Хьюго старается не встречаться взглядом с братьями или сестрами.

– Один.

– Большое путешествие для одного, – продолжая оставаться беспристрастным, замечает папа. – Ты в Лондон-то один никогда не ездил, что уж говорить про другую страну.

– Мне уже восемнадцать, – напоминает Хьюго. – И если бы мы… если бы нам… короче, я с таким же успехом мог бы сейчас уехать учиться в какой-нибудь университет. Так что не вижу разницы.

– Если честно, разница есть – ведь ты и метра пройти не можешь, чтобы не потерять ключи или кошелек, – говорит мама, одновременно извиняющимся и раздраженным тоном. – Я люблю тебя, Хьюго, и ты очень умный мальчик, но еще ты слишком уж часто витаешь в облаках.

Хьюго открыл было рот, чтобы возразить, но он прекрасно понимал, что она права. Когда Хьюго был маленьким, мама даже называла его Паддингтоном[5], потому что он то и дело терялся, отставая от всей их компании.

– Пора начинать прикалывать к твоему свитеру записку, – говорила она с побелевшим от волнения лицом, когда наконец находила его под вешалками с одеждой в «Маркс энд Спенсер» или в совершенно другом отделе их местного «Теско». – «Пожалуйста, присмотрите за этим медвежонком».

В шапке маминого блога даже висит баннер с их шестеркой, они на нем идут от самого старшего к самому младшему (что, честно говоря, совершенно нелепо, потому что разница во времени их рождения – всего восемь минут). Они следуют друг за дружкой из левой части страницы в правую. Первым лихо вышагивает Джордж, закинув на плечо удочку. За ним, с ухмылкой на лице и футбольным мячом под мышкой, шествует Альфи. Следом вприпрыжку спешит неугомонная Поппи, а потом ленивой походкой двигается через экран Оскар, что-то насвистывая. Позади него, уткнувшись носом в книгу, семенит Айла. А потом идет Хьюго, самый последний, вечно отстающий и постоянно пытающийся догнать своих братьев и сестер.

Ему никогда не нравилась эта картинка.

– Дорогой, – уже нежным голосом продолжает мама, – ничего страшного, что ты грезишь наяву, но только если здесь. Я буду слишком переживать, если ты окажешься сам по себе где-нибудь в Нью-Йорке или Сан-Франциско. По правде сказать, ты не совсем…

– В состоянии отвечать за себя, – подсказывает Поппи.

– Готов, – предлагает свою версию Оскар.

– Благоразумен, – подмигивая Хьюго, говорит Айла.

– Красивый, – говорит Альфи. – Простите, а мы сейчас вообще о чем?

Мама не обращает на них внимания.

– Ты можешь взять с собой кого-то из них, разве нет?

– В том-то и дело, – отвечает Хьюго, чувствуя, как у него горит лицо. Он понятия не имеет, как рассказать родителям про лишний билет, не выдав при этом своего плана разыскать другую Маргарет Кэмпбелл. Его братья и сестры, конечно же, в курсе затеи. И они поддерживают его. Но они не подозревают того, что даже если бы Хьюго мог взять с собой любого, кого захотел бы, то меньше всего на свете ему бы хотелось выбрать себе в спутники кого-то из них. Но его братья и сестры были тут абсолютно ни при чем. Впервые в жизни Хьюго думает только о себе.

– Я хочу сбежать ненадолго, – говорит он, и в его голосе сквозит отчаяние. – Узнать, каково оно – быть самому по себе. Особенно если учесть…

– Что вы будете все вместе учиться в университете, – заканчивает за него папа, и Хьюго бросает на него благодарный взгляд. Он все лето только и делал, что старался не произнести это. Остальные тоже могли поступить куда угодно, но только у него одного всегда были отличные оценки, и поэтому его братья и сестры позволяли ему горевать об отсутствии других вариантов. Но он никогда не говорил – и не позволял себе даже думать, – что дело было и в них.

– Не то чтобы я не рад этому, – слабым голосом говорит Хьюго, переводя взгляд с Альфи на Оскара, а с Оскара на Джорджа, рядком сидящих за столом напротив него и наблюдающих за ним с непроницаемыми лицами. – Вы же знаете, как сильно я… ну, вы, ребята, моя… – Он поворачивается к Поппи, которая, скривив рот, ждет продолжения. Айла, сидящая по другую его руку, смотрит в свою тарелку. – Мы всегда были одной командой.