Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи

Тут кто-то наконец обратил внимание на меня: я скромно стоял с колесом на самом краю толпы; в итоге настроение зевак сделалось несколько более вдумчивым. Замечания их теперь свелись к вопросу, действительно ли у нас отлетело колесо, на что я каждый раз вежливо отвечал, что именно так. Они бросали на меня подозрительные взгляды. Видимо, зевак не покидало смутное ощущение, будто я неким образом сам устроил так, чтобы колесо отлетело. Некоторое время мы стояли и беседовали. Как хозяин приема, я угостил всех сигаретами. Чиркнуло несколько спичек, все присутствовавшие осмотрели ось. Дружно воскликнули: «Ого!» – как и приличествовало в подобной ситуации; кто-то особенно добрый осмотрел и переднюю часть машины и даже проверил, работает ли клаксон.

– Клаксон в полной исправности, – доложил он, после чего все дружно рассмеялись – включая меня, но исключая Зельду.

Она, похоже, отсмеялась до донышка в момент катастрофы, и теперь я замечал, что в глазах у нее все ярче тлеет опасный огонек. Похоже, она промеряла взглядом расстояние между собой и ближайшим зевакой.

– Полагаю, нужно что-то делать, – заявила она строгим голосом.

– Видимо, – согласился я робко. – Пойду в какой-нибудь дом и позвоню в автомастерскую.

Зельда продолжала хранить недоброе молчание.

– Ее, знаешь ли, могут оттащить в Вашингтон. – Я повернулся к зевакам. – Нет ли здесь поблизости телефона?

Можно подумать, я подал им заранее оговоренный сигнал: толпа начала испаряться. Точнее, испарились те, у кого были телефоны, потому что, когда я повторно обратился с тем же вопросом к полудюжине оставшихся, они все ответили, что либо у них нет телефона, либо они живут на другом конце города. Меня это крепко задело. Ведь я сам, по собственным ощущениям, никогда не отказывал в просьбе воспользоваться моим телефоном нуждающимся людям, даже если видел их впервые, а на улице уже было темно.

– Эй! – Один из не испарившихся освещал ось спичкой. – Все с этой штуковиной в порядке. Тормозные колодки вы наверняка стесали, но ось цела. Можете поддомкратить и поставить колесо на место.

То был молодой человек, солдат, вернувшийся с войны, еще донашивавший часть формы. Я взбодрился. Все технические премудрости, от забивания гвоздей до прикладной динамики, являются для меня тайной, покрытой мраком, и случись это несчастье посреди Сахары – я бы, видимо, сперва прошагал пешком до ближайшей автомастерской в Каире и только потом сообразил, что машину можно было бы подлатать и ехать на ней дальше. Вдохновленный молодым солдатом и еще одним благорасположенным зевакой, который немедленно скинул пиджак, я принялся за привычные поиски домкрата. Десять минут спустя Самоходная Развалюха была укомплектована обратно и, на мой непрофессиональный взгляд, выглядела совсем как новенькая.

Признательный и слегка ошарашенный, я по очереди отвел своих помощников в сторону и попытался «как минимум компенсировать потраченное время», но они решительно отказались. Солдат отверг плату вполне непринужденно, а его помощник, как мне показалось, даже слегка обиделся.

– И над чем, скажи на милость, ты так хохотала, когда хлопнулась эта штука? – осведомился я у Зельды, когда мы наконец покатили дальше с осмотрительной скоростью пять миль в час.

Она хихикнула вдогонку былому веселью:

– Ну, было в этом что-то такое – колесо скачет по улице как бешеное, а мы трюхаем следом, а у тебя на лице такое дурацкое выражение, и ты тянешь за экстренный тормоз и орешь, что она сейчас взорвется.

– Не вижу в этом ничего смешного, – резко оборвал ее я. – А представь себе, если бы я тоже смеялся и никто не потянул бы за экстренный тормоз, – где бы мы в итоге оказались?

– Скорее всего, примерно там же.

– Вот и нет.

– Вот и да. Машина все равно сама остановилась. Этот человек так сказал.

– Какой человек?

– Ну, солдат.

– Когда это он так сказал?

– Ну, тогда. Сказал, что экстренный тормоз автоматически отсоединился, когда отлетело колесо. Так что ты мог спокойно смеяться, это ничего бы не изменило.

– Все равно, в принципе я был прав.

– Зато я развлеклась, а ты нет, – а ведь мы поехали развлекаться.

Оскорбленный столь пренебрежительным отношением к моим подвигам, я остановился перед «Нью-Уиллардом» – и тут немедленно нарисовалась новая проблема. А пустят ли нас туда? Мы – я в особенности – мало напоминали почтенных и состоятельных людей, обычных клиентов модных отелей. Мой внешний вид можно было вкратце описать так: черно-ржавая руина. Руки мои представляли собой две серых полоски масла и грязи, а лицо напоминало физиономию чрезмерно старательного трубочиста. Зельда тоже была вся в пыли и, по ее женским меркам, выглядела куда менее презентабельно, чем я. Нам потребовалось собрать всю свою отвагу, чтобы оставить Самоходную Развалюху под презрительным присмотром швейцара и войти внутрь. Войти? Ворваться – куда более подходящее слово. Мы промчались через вестибюль, точно преступники, спасающиеся от погони, и взяли в оборот перепуганного портье, пустившись в многословные извинения.