Заметки о России

Поездка 1821 г. вверх по Неве, на Новую и Старую Ладогу, а затем в Тихвин была предпринята Кёппеном, по-видимому, по поручению графа Румянцева «за справками о разных надгробных камнях и других древностях»[53]. Это не единственное свидетельство интереса как Кёппена, так и Румянцева к рунической письменности. В январе 1822 г. Кёппен обратился к Лобойко с просьбой помочь в расшифровке рунической надписи на шесте, хранившемся в Кременецком лицее[54], а в июле 1823 г. Кёппен описывал в путевых заметках фрагмент шведского рунического календаря из Цибелле (Нивицы) в кабинете древностей при университете Бреслау[55]. Румянцев в 1824 г. пытался читать надпись на круглом медальоне из меди, найденном в Псковской губернии: «…надпись вокруг, сказывают, отчасти готическая, отчасти руническая»[56].

Можно предположить, что поиски рун в 1821 г. были предприняты не без влияния Раска, автора нескольких работ о рунических надписях. В обзоре, написанном Лобойко — учеником Раска, мы читаем и о том, что руны «вошли в Север вместе с Одином с берегов Азовского моря», и о том, что «на многих рунических камнях означено: такой-то принц, ярл или скальд скончались в России»[57]. В пояснении к опубликованному им письму Кёппена Лобойко пишет, что язык скандинавских рун — «сегодняшний исландский», при этом сходные звуки (такие, как «в», «б» и «п») обозначаются одной буквой. Для прочтения надписи он решил обратиться к коллегам в Копенгаген, так как «даже в самом Стокгольме» никто хорошо не знает исландский язык[58].

Записи и публикации петербургского периода показывают, что Раск был настроен на волну Румянцевского кружка. В одном из публикуемых писем Раск смело объединяет скандинавскую этимологию слова «русь» с роксоланской[59]. В датированной 20 марта 1819 г. рецензии на первый том «Скандинавских героических саг о древних временах» Ю. Г. Лильегрена он оспаривает выведение топонима Гардарики из второго элемента в древнескандинавском названии Новгорода Хольмгард. По мнению Раска, «Гардарики», «царство городов», происходит из более раннего обозначения Руси Гардар, а Хольмгард — из русского имени Холмогоры, где второй элемент значит «гора»[60]. Там же он возражает против постулируемой Лильегреном связи слова «русь» с топонимом «Рисаланд» (страна великанов в сагах о древних временах), а в другой написанной в Петербурге работе в связи с перечислением шведских диалектов отмечает: «Также в маленьком округе Руслаген в Упланде есть свой особый диалект, который достаточно отличается от окружающих, однако не до взаимонепонимания. Изучение и точное описание его были бы очень интересными, поскольку оттуда можно было бы вывести древнюю русь (варягов, которые имя „русь“ принесли в Гардарики)»[61].

Граф Румянцев в то время увлекался идеей о древнефризском происхождении руси. После смерти в 1793 г. Фридриха-Августа, принца Анхальт-Цербтского, сестра принца и российская императрица Екатерина II унаследовала Еверское княжество (северная часть нынешнего района Фрисланд в земле Нижняя Саксония, включающая город Евер). Княжество принадлежало российским императорам до 1807 г. и затем вновь в 1813–1818 гг. В 1814 г. Г. Ф. Голльман, ректор и профессор провинциальной школы в Евере[62], услышал от герцога Ольденбургского мнение графа Румянцева о том, «что, может быть, варягоруссы из наших стран». Граф опирался, в частности, на идентификацию летописного князя Рюрика и Рорика из франкских анналов. Восприняв это мнение как социальный заказ, Голльман написал трактат о древнейших известиях о Евере, в котором имя «русь» увязывалось с названием исторической области Рустрингии (часть ее включило в себя Еверское княжество)[63]. Бросается в глаза параллель с недавней теорией о происхождении Рюрика с территории Калининградской области, также задуманной для привязки эксклава[64]. Но ставки не были столь высоки — к выходу в свет русского перевода книги Александр I отказался от всех прав на княжество в пользу Ольденбургского дома.

Граф, однако, был «очень доволен» выпущенным за его счет переводом сочинения[65], самой невыгодной стороной которого была лингвистическая. По мнению Голльмана, скандинавские языковые свидетельства в древнерусской истории уравновешиваются словами «старого фрисландского» происхождения и не столь существенны, так как древний шведский язык якобы есть наречие немецкого языка. Сам Рюрик с братьями — не шведы, хотя они, конечно, могли и поселиться на какое-то время в шведском Руслагене[66]. Иными словами, новая теория, как надеялся Голльман, не противоречила накопленным к тому времени материалам норманистов. Завершается книга призывом: «Да процветает Рустрингия, отечество российского народа!»[67]