Одним словом: обильнейший материал превосходных рукописных и печатных книг, хранящихся или героически собираемых нашими энтузиастами-патриотами на Севере, на Урале, в Сибири и других местах, требует от нас признания высокой письменной культуры первых семи веков русской жизни. Грамотность народа помогает нам понять высокую культуру слова в русском фольклоре, высокие эстетические достоинства народного зодчества, изделий народных ремесел, высокие моральные качества русского крестьянства там, где его не коснулось крепостное право, – как, например, на Русском Севере.
В истории русской культуры бывают периоды трагических катаклизмов, когда кажется, что все начинается сначала.
Так было с принятием христианства. Казалось, что языческая культура кончилась, кончился фольклорный период русского словесного искусства. Но вот прошли столетия, и сейчас мы знаем – культура слова не исчезла, но перешла в другие формы – не исчез фольклор, не исчезли и фольклорные достижения в новых формах – формах письменного слова.
Периодом перемен была эпоха царствования Грозного. «Неполезная» литература, литература беллетристического характера как будто бы была обрублена. Но прошло полвека, и в начале XVII века мы видим, что опыт остался. Он стал даже выше, несмотря на молчание второй половины XVI века.
Почти что апокалипсическим катаклизмом в истории русской культуры была эпоха «Петровских реформ». Все началось сначала. Но сейчас специалистам по многовековой русской литературе ясно – перерыва не было. Линии развития пережили кризис, но возродились и продолжали развиваться на новом уровне – на уровне усвоения западноевропейского опыта.
Каждый из этих катаклизмов, когда казалось – все должно начаться с самого начала, своеобразен по своему характеру. Перерывы были с задержками, перерывы были перед новым скачком вперед. Задержки шли изнутри, и задержки вызывались внешними событиями. Все по-разному.
К таким внешне обусловленным перерывам принадлежит и середина XIII века – время монголо-татарского завоевания.
Что, собственно, произошло в это время? Евразийцы были склонны преуменьшать значение восточного нашествия, другие, напротив, преувеличивали. Однако ни те ни другие не пытались охарактеризовать события в их существе, а это безусловно важнее, чем все попытки оценить перерывы количественно.
Р. Г. Скрынников в своей книге о Грозном приводит хорошую цитату из Энгельса, объясняющую настроения Грозного, его страх смерти. Скрынников пишет, что «эпоху террора» нельзя отождествлять с господством людей, внушающих ужас. «Напротив того (здесь начинается цитата из Энгельса), это господство людей, которые сами напуганы. Террор – это большей частью бесполезные жестокости, совершенные для собственного успокоения людьми, которые сами испытывают страх» (Письмо Ф. Энгельса к Карлу Марксу от 4 сентября 1870 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 33, с. 45).
Самозванчество – это не только факт активности отдельных личностей, но и характерная черта общества. Проявления личностного начала для Древней Руси все были сродни самозванчеству. Появление самозванцев – это состояние общества, больное проявление индивидуализма. Его можно найти в разных явлениях культуры XVII века.
Марина Мнишек была настолько маленького роста, что для нее в Успенском соборе были сделаны скамеечки, чтобы ей прикладываться к иконам. Но это делает вероятным, что и Дмитрий Самозванец был невысокий. Не отсюда ли его «наполеонизм»?
По мнению Б. Б. Пиотровского, пирамиды строились потому, что власть фараонов была слаба. Все части Египта выстраивались цепочкой вдоль Нила, и выпадение хотя бы одного звена развалило бы всю государственную власть. Необходимо было обожествить власть фараонов.
К старине должно быть бережливое уважение, а не культ. Мы должны жить со старым, а не молиться на старое. На коленях жить невозможно (больно и неудобно).
Пушкин удивительно написал о Петре: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости; вторые нередко жестоки, своенравны и кажутся писанными кнутом».
Рассматривая мнения нашего общества о Петровских реформах, В. О. Ключевский писал: «Любуясь, как реформа преображала русскую старину, недоглядели, как русская старина преображала реформу». Ключевский назвал последнее явление «встречной работой прошлого» (В. О. Ключевский. Памяти С. М. Соловьева, – журнал «Научное слово», 1904, кн. VIII, с. 127).
Глубокоуважаемый Дюла Свак!