Заметки с выставки

— Полагаю, все, что вы сами захотите в них увидеть, — ответил Хедли, и она, все еще рассматривая картины, заметила, как рука Оливера вновь обвила его талию.

Она услышала, как открылась другая дверь, и женщина, нет — девушка, ради всего святого — Морвенна появилась у подножия лестницы.

Винни улыбнулась наименее угрожающей, как она надеялась, улыбкой. Морвенна смотрела на нее снизу вверх. На ее месте, там, внизу, так легко могла оказаться Джоэни, только Джоэни постарше и побитая жизнью, что Винни пришлось сглотнуть, прежде чем она осмелилась заговорить.

— Привет, — сказала она, все еще слегка надтреснутым голосом. — Ты их уже видела? Давай сюда, посмотри. Поднимайся.

И она протянула руку.

НОЧНАЯ РУБАШКА

(около 2001 года)

Хлопок с начесом. Кружево

Это повседневный, но уютный предмет одежды выполнен в стиле, обычном для детства Келли в 1940-х годах. Полная длина, хлопок с начесом кремового цвета, единственным непрактичным штрихом является узенькая кружевная окантовка на манжетах и по подолу, а также цветочки, нанесенные китайским синим (красителем для хлопка и натурального шелка) по кокетке. Следы масляной краски цвета умбра жженая (возможно, из Экспонатов 60–69) можно увидеть на обеих манжетах и, с четкими отпечатками пальцев Келли, спереди у подола. Она хранила верность этому стилю всю свою жизнь, утверждая, что такая рубаха достаточно теплая, чтобы послужить еще и как платье, если она проснется ночью и начнет рисовать. Более поздние экземпляры, такие как этот, приобретались у специализированной компании торговли с почтовой пересылкой.

В течение первых нескольких дней… Или недель? Она полностью утратила ощущение календарного времени. В течение первых нескольких дней или недель ей разрешалось вылезать из ночной рубашки только, чтобы принять ванну, и то лишь в присутствии медсестры на случай, если ей вздумается утопиться или помчаться голой на какой-нибудь мужской этаж.

Вещи для нее паковала мать, поэтому, конечно же, она выбрала ночнушки длинные, теплые и практичные, которые она никогда уже не надевала вместо комбинаций, купленных ею самой. Во время одного из посещений она попыталась попросить принести ей другие, но ее связали какой-то химической смирительной рубашкой, язык от этого казался таким толстым и тяжелым, что слова выходили исковерканными, точно у пьяной женщины.

— Ненавижу это дерьмо, как из «Маленького дома в прериях»[49] — думала она, что сказала, но мать только посмотрела огорченно и ответила:

— Не надо, дорогая. Не пытайся говорить. Мы можем просто посидеть здесь немного, чтобы нам было хорошо и спокойно вместе.

И она-таки была спокойной, пожалуй, впервые за долгие месяцы. За это она была благодарна наркотикам. Или шокам. Неважно. Страхи исчезли. И ребенок. Конечно, они дали ей наркотики и сделали аборт. Все знали, что так всегда делают. И с порочными дочерями, и с беспутными незамужними сестрами. Так гораздо проще, чем отсылать их к тетке в Уолтаун, Британская Колумбия, или куда угодно. Так что, если им нужно было что-то сказать, то они могут сказать, что она отдыхает в Кларке, у нее нервы.

«Такая умная девочка, но нервы иногда сдают».

Попасть в Кларк было уже не так позорно как раньше. Там бывали очень даже толковые люди. Мальчик Баттервортов, старший из Клейторнов. Даже Анжела О'Хара, эта светская звезда.

Она с облегчением избавилась от него, от этой чудовищной штуки. Когда он перешел от разговоров с ней во сне к шипению своих отвратительных предложений через материал платья и любое количество слоев в часы бодрствования, она впала в отчаяние. Травка не помогала, она попыталась смешать ее с выпивкой. И посмотрите, куда это завело. Но ей нужно было, чтобы они были с ней честными.