Заметки с выставки

Иногда ему казалось, что мать, с которой вырос он, была не совсем такой, с которой росли они. Он знал, что у нее биполярное расстройство, как он мог этого не знать при ее регулярных поездках для сдачи анализов крови и таблетках, всю его жизнь захламлявших отсек для масла на дверце холодильника. Да и сами лекарства не были надежными, не в последнюю очередь потому, что их успех опирался на регулярный прием, а она отнюдь не была образцом регулярности. Так что, когда у нее наступала черная полоса или когда она немножечко сходила с ума и начинала врать или тратить деньги, которых у нее не было, или же впадала в раскаленную добела ярость, он страдал вместе со всеми. Они, вероятно, делали еще хуже, ходя вокруг нее на цыпочках и говоря тихими голосами, вместо того, чтобы попытаться решить проблему и заорать О Господи! что это за опасная зверюга там, где раньше была наша мать! Но на фоне всех этих стареющих хиппи и курильщиков марихуаны, скульпторов и дизайнеров ювелирки, так расплодившихся сейчас вокруг Пензанса, она, как ему казалось, выглядела довольно неплохо, ну, как особа необычайно и успешно эксцентричная.

Ну и конечно, она казалась ему другой, потому что за его жизнь у нее ни разу не было настоящего нервного срыва, она ни разу не попадала в больницу в таком состоянии. Тогда как детство Гарфилда, Морвенны и Хедли было омрачено регулярными кризисами, так что они выросли, думая о ней сначала как о сумасшедшей, и только потом как о своей матери. И в то время как они знали самое худшее, поскольку были тому свидетелями, Петрок все это мог только представлять себе, вырастая в ожидании того, что это случится. Поэтому он был склонен оберегать ее, тогда как остальные попросту относились к ней с опаской.

В последнее время он начал замечать ее как женщину, вместо просто как Рейчел, и начал задаваться вопросом о ее браке с Энтони. Для него этот брак был загадкой; он такой бесконечно спокойный и терпеливый, она такая требовательная и неугомонная. Если бы Энтони вдруг бы сдался и отпустил ее на свободу, и сказал: «Ну ладно. Езжай себе в Нью-Йорк. Живи в студии. Принимай наркотики! Бери любовников!», вот если бы он отказался и дальше нести за нее ответственность, она бросилась бы очертя голову в возможность прожигать жизнь или сломалась бы без мужа, который нянчился с ней? Какая часть ее характера была сформирована тем, что все вокруг всегда обращались с ней так, будто она может разбиться?

Петрок обошел дом сбоку, там, где музыка ревела из открытых окон, а самопальные дискотечные огни у мальчиков, мерцающие через грязное стекло, выглядели так, будто дом горел. В двух разбитых автомобилях, где днем всегда обитали уличные кошки, сплетались пары. Парнишка, которого он совсем не знал, блевал в тракторную лопату, уцепившись руками за вильчатый погрузчик, из заднего кармана у него свисала футболка. В дальнем углу двора Спенсер хвастался своей последней тачкой перед несколькими друзьями, столпившимися вокруг него. Он завел двигатель непонятно для чего и демонстрировал сумасшедшую энергию акустической системы, врубив The Cure, и звук, даже на таком расстоянии, легко зазвучал так же громко, как регги, что слышался сейчас из дома.

Наконец Петрок засек Морвенну. Она опиралась на косяк открытой входной двери, потягивая из пластиковой бутылки из-под воды. Она блестела от пота. Она театрально протянула к нему руки.

— Мой маленький братик, — окликнула она. Глаза у нее сверкали, выглядела она гораздо безумнее, чем когда-либо выглядела Рейчел. Морвенна взъерошила ему волосы.

— Ну, прям как щетка, — сказала она. — Где ты был?

Он пожал плечами, радуясь, что она не видела, как до того он улизнул с Беттани.

— Здесь немного шумно, — сказал он. — Звучит лучше, если слушать из леса, лежа на спине.

— Что? А ну, погоди. — Она пошарила рукой в волосах и вытащила беруши.

— Твою ж мать, как громко! — рассмеялась она. — Скоро здесь будет полиция, пусть даже соседей рядом нету.

— Да уж, — сказал он и зевнул. — Небольшой перебор.

— Ну, Пет, ты же не хочешь уже домой? Еще только двенадцать.

— Да я бы не против. Тут мудаков полно.

— Я тебя предупреждала, что ты никого не знаешь.

— Да знаю я их, мудаки они все.

— О Господи, тебе всего пятнадцать, а говоришь так, как будто тебе сорок пять.

— Извини, — сказал он.

Она провела рукой по его волосам, просто показать, что не хотела его обидеть.

— Может быть, Хед подбросит тебя до дома. Я хочу еще немного потанцевать, а потом мы хотели отправиться на Лизард. Спенсер слышал, что там на чьей-то ферме недалеко от Муллиона[54] намечается вечеринка.

— Я могу пойти?

— Ни за что. Если тебе здесь не нравится, то и там ты станешь совершенно неприкаянным, и будет от тебя лишь тоска.

— Тогда где же Хед?

— Понятия не имею. Он танцевал немного, но я не знаю, где он сейчас. Шазз, ты видела Хедли? — спросила она девушку, которая только что вылезла из одного из кошачьих автомобилей и остановилась на обратном пути в дом, чтобы прикурить у Морвенны.