Заметки с выставки

Джоэни была талантлива и умна. У нее были хорошие баллы в классе, когда брала на себя труд позаниматься, и она приводила в бешенство учителей Хейвергала своей привычкой дерзить, отвечая на их вопросы, но делать это так, чтобы весь класс смеялся, а учитель чувствовал себя идиотом. Ей нравилась Кэтрин Хепберн, она могла снова и снова смотреть «Филадельфийскую историю», пока не научилась подражать ее своеобразному акценту и угловатой манере разговаривать, при этом сводя мать с ума, сделав вид, что вот теперь она может говорить только так. И Джоэни была художницей. С четырнадцати лет или около того, она выигрывала призы в художественных конкурсах и рисовала в школьном журнале. И не имело значения, что она такая грубая и сумасбродная, что ни один мальчик не захочет жениться на ней, потому что у нее было будущее. Впрочем, мама полагала, что желание стать художницей неприлично для леди. И по этому поводу шла перманентная война, потому что Джоэни хотела пойти в Художественный колледж в Онтарио и рисовать людей без одежды. Тогда как мама хотела, чтобы она стала художником-дизайнером, и получила работу, рисуя гламурные платья и баночки для косметики для одного из лучших журналов, или работала для рекламного агентства, как Лорен Бэколл в «Словах, написанных на ветру». Но только не такая вамп.

У Винни, напротив, не было никаких талантов, кроме гимнастики, что привело ее в группу чирлидинга, но никогда не смогло бы оказаться билетом в более широкий мир. Если бы она могла стать любой кинодивой, она бы выбрала кого-нибудь попривлекательнее, нежели Кэтрин Хепберн; ей нравились актрисы, которые пели, не показывая слишком много тела — Кэтрин Грэйсон или Дебби Рейнольдс. У нее был мелодичный, настоящий певческий церковный голос, но пение соло повергало ее в такой ужас, что она ничего никогда со своим голосом не делала. Ее имя неизменно попадало в нижнюю треть списка класса, и ей бы по-настоящему повезло, если бы она поступила хотя бы в школу секретарш. (Она только взглянула на пособие по стенографии и подумала, что все это выглядит невероятно странным и трудным.) Недавно она решила, что единственным реалистичным вариантом для нее был бы брак и материнство.

— И что в этом стыдного, хотела бы я знать? — вопросила мама.

А проблема заключалась в следующем. Хейвергал был хорошей школой. Для девочек, вероятно, лучшей, и им очень повезло, что их отправили туда. Благодаря своему престижу, подружкам, у которых были братья, спортивным мероприятиям и заботливо контролируемым совместным танцами с другими школами, она встречала отборных представителей местных мальчиков, — мальчиков, за которыми стояли старые деньги, и чье будущее было уже расписано. А семья вредила ее репутации. Ее отец был всего лишь менеджером среднего звена в фармацевтической фирме. Отцы ребят, с которыми она встречалась, сидели в советах директоров, были хирургами или судьями, или, по крайней мере, политиками. Папа отрабатывал каждый час, ниспосланный свыше, а потом приходил домой и просто хотел поесть со своей семьей и посмотреть телевизор. Он не принадлежал ни к какому клубу, потому что не видел в этом смысла. Он даже не играл в гольф. Втайне именно за это она его и любила — за нехватку напористости, но как раз сейчас ей было нужно совсем другое. Мать была не лучше, так как ее амбиции были слишком очевидны, а ее одежда и происхождение, как начала понимать Винни, были совершенно неправильными. Единственное, что она делала правильно — это то, что она посещала правильную церковь, то есть не католическую. И именно церковь, а не контакты Хейвергала, помогли Винни встретить мальчика, о котором она подумала, что у нее есть шанс выйти за него замуж. Джош МакАртур был хорош собой, но не слишком умен. Он был помощником капитана школьной хоккейной команды, и если только ему не предложили бы спортивную стипендию в каком-нибудь колледже в Штатах, то он, вероятно, забросил бы мысли о поступлении в университет ради того, чтобы заняться продажами в семейном бизнесе МакАртуров. У них был отельный бизнес.

Он всегда болтал с ней после церкви, даже провожал ее домой или, если погода была плохая, до машины. Если он замечал ее на улице или в магазине, то подходил поговорить. Она ему нравилась, она ясно это видела. Он делал ей комплименты. До нее даже дошло через одну из ее подружек, услышавшей это от брата своей подружки, который играл в одной с ним команде, что Джош считает ее куколкой.

Но он никогда не приглашал ее на свидание. Самым близким к свиданию был случай, когда она гуляла с подругами, и они встретили Джоша с друзьями. Но это не считалось, потому что у нее, у хорошей девочки, не было таких подружек, которые в подобной ситуации разбиваются на пары и тискаются на заднем сидении автомобиля. На данный момент он был свободен, потому что Диана Холбертон бросила его ради капитана команды целый год тому назад. Ее подруги говорили, что он туповат, но ей было все равно. Он был вежлив. Он был джентльменом. При нем она никогда бы не чувствовала себя дурой или ханжой. Он был идеален.