Заметки Уходящего. (СИ)

Рядом, в метре, куда-то спешили и не спешили, явно прогуливаясь, немцы, взрослые и дети, но никто даже не глядел в сторону подмостка. Я же таращился в оба изумлённых глаза, и мне казалось, что всё это – сон яви. Подобное не укладывалось просто в голове. «Так это ж коммунизм!» – бормотал я про себя, и на большее меня, честно, не хватало. …Подошли ещё три немца (все подростки), но и они – зачерпнули…, оплатили…, ушли, а последняя девчушка с ромашкой-заколкой в светлых волосах при этом не забыла тоже прикрыть бидон крышкой.

И все же я не верил даже в очевидное. Во мне что-то спорилось, хотя мне, комсомольцу, гвардейцу и отличнику боевой подготовки честность и порядочность, пусть и отдельно взятых немцев, не казались недостатком. Скорее, зверства фашистов во вторую мировую блокировали во мне способность – вот так сразу, – осознать и признать увиденное в качестве нормальности «камрадов».

Я думал-тужил даже, да подкатил тот же тракторок – водитель ссыпал деньги в свою кожаную сумку и погрузил бидоны…

…Свой трудовой путь я начал на глубине 860 м. – рабочем «горизонте» одной из угольных шахт. Поэтому до призыва в СА, прочувствовав на себе тяжесть и опасность профессии «шахтёр», а призвавшись и не умолкая об этом ни на минуту, за мной и закрепилось прозвище «Донбасс».

Публицистика «Судьбой в повелительном наклонении!» начинается с абзаца: «Когда я служил в армии в Группе Советских войск в Германии, а было это ещё в 70-ых годах прошлого столетия, один немец мне как-то сказал: «Вы русские (тогда всех советских людей так называли на бытовом уровне общения) живете для того, чтобы работать, а мы, немцы, работаем для того, чтобы жить!». Ещё он сказал, что мы диверсанты на собственной земле, а если что-либо и умеем делать хорошо, так это пить водку (то есть, напиваться – авт.). На это я банально съехидничал: но мы вас во вторую-то мировую побили!? …«А сколько своих положили?!» – услышал в ответ».

…Этот диалог, действительно, имел место. И немец, указавший мне на существенную разницу мотиваций «Жить, чтобы работать» и «Работать, чтобы жить», возможно, даже ещё жив. Дай-то Бог! Тогда же нас, танковый взвод, а это одиннадцать танкистов и взводный офицер, «Уралом» привезли на участок асфальтированной дороги в черте города, где ближе к одному из краёв зияла колдобина, чтобы мы оказали посильную помощь «камрадам» в ремонте. Сначала никто из нас даже не понял, зачем нас сюда привезли, а когда показали место предполагаемого ремонта – ну мы, смеялись, так смеялись!

После «ржачки», заполучив каждый, метлу – подмели метров на пятьдесят от колдобины …на все четыре стороны. И так – три раза, ибо мой будущий собеседник и оппонент оказался человеком, терпеливым в проявлении нами должного старания и усердия, и настойчивым по отношению к чёткому выполнению поставленной перед нами задачи. А так как все три раза никому из нас, включая взводного офицера, и в голову не пришло, чтоб мести за ветром, выдерживая линию – уж, как с нас, красивых, немцы-то «ржали», потом! Вот этот момент и стал отправной точкой нашей с немцем дискуссии о мотивации труда…

Когда пыль улеглась, а мы поостыли от неловкости положения, рабочие-дорожники – их было трое – расширили колдобину, выбрали из неё все лишнее и, бросив нам на ходу «Аlles!» (то есть, «Всё!»), указали на солнце. Мы сообразили: пусть колдобина просыхает.

Возвращаясь в полк, мы удивлялись этим «камрадам»: «сачки», да и только!.. Ведь на всё про всё – полчаса и колдобины нет!? …Три лопаты битума, притоптал хорошенько – как и не было её! Да и откуда нам было знать, что к этим «сачкам» нас будет привозить «Урал» три дня к ряду?

На второй день к колдобине подогнали компрессор и продували её так, что создалось впечатление, будто желали выдуть из-под земли черта. А уж смолу разогревали – не иначе уху варили: помешивали – то один, то второй, то третий…, что-то подсыпали – то один, то второй, то третий…, только и того, что на язык никто не попробовал и не пригубил! Потом – смолой края, затем смолой – изнутри, снова – края, снова – изнутри. Сели – подождали. Пошли, у колдобины о чём-то «пошпрехали» – вернулись, сели на прежние места. На лицах – никаких тебе эмоций, в движениях – спокойствие и неторопливость. Ни тебе перекуров, ни тебе потрендеть-побалаболить, или работай, а нет работы, сиди – жди. Капец, словом.

На третий день, с утра, подвезли битум – ну не три, а пять лопат забросали в колдобину! Подъехал каток – проехал, ещё подбросили с лопату битума – проехал туда-сюда, ещё с лопату…, ещё..., и – туда-сюда аж до полдника. После полдника – туда-сюда до обеда. После обеда – туда-сюда до 15-30. До 16-00 уборка рабочего места (нас, конечно, это не касалось) – одиннадцать гвардейцев-танкистов топтались на дороге и не могли определить то самое место, где три дня назад зияла колдобина.