Заметки Уходящего. (СИ)

…С Николаем Теофановичем я познакомился, можно сказать, что на берегу Днепра – где его дом, половину которого с недавних пор я приобрёл в собственность. Там, где родился я, такие дома называли почему-то «финскими», а по сути – это дом на два хозяина.

Родом Теофанович был из Киевской области, а в пгт. Казацкое, что на Херсонщине, перебрался после того, как отслужил «срочную» и неудачно женился… Вскоре создал новую семью, работал добросовестно много на государство, но и о себе, как водится, не забывал – год за годом его подворье прирастало то сарайчиком, то баней, то бетонной дорожкой через весь огород… Жил тихо и скромно, рыбачил, как практически все в той местности, а уж желанным гостем был повсюду и всегда. Оттого, прежде всего, что работа в его руках обретала результат чего-то весьма полезного и искусного. Про таких говорят, что мастер на все руки!

На пенсию мой новый сосед вышел в Украине, только размер ежемесячного вознаграждения за его гражданский труд не дотянул и до двух тысяч гривен. «А кто больше получает?» – отшучивался он не без горечи в голосе. Сам же о отвечал: «Я дорожил своей работой, потому как любил… Да и откуда я мог знать, что, прогнав коммунистов, цены задерут так, что молодухе юбку так не задирают!».

 Больницы Теофаныч обходил стороной. Понимал – с его пенсией там было делать нечего. Как вдруг подпалила тело температура, раскашлялся, будто что поперёк горла застряло, и пошёл-таки к врачу. А рентген показал – рак правого лёгкого. Домой вернулся позже, чем об этом узнали соседи. Я думал – сейчас накачает себя горькой до беспамятства. Нет – запустил пилораму (в тот день) и порезал мне, по-соседски, бревна на дрова. А на следующее утро, раненько – в огород, и так – до зимы.

Цеплялся ли мой сосед за жизнь, борясь с недугом? Не вопрос! Для него неподъёмным вопросом было, где денег взять хотя бы на одну процедуру химиотерапии в Херсоне? А там, в областной онкологии, действенное участие в большой цене, то бишь, стоит немалых денег. Да и одна-две таких процедур – это несерьёзно. Так ему и сказали: «Ищи деньги, дед! Может, ещё и поживёшь…». Я приплюсовал свою пенсию к его – он сказал: «Не надо!», как отрезал. Подготовил от его имени письма… Сообщил о своём намерении поехать в Херсон и кровь из носа, но встретиться с заведующим областной онкологии и губернатором… Смирился, короче, Теофаныч, да и чувство собственной беспомощности лишь возрастало в разы всякий раз, когда перед ним, предварительно заглянув в его медицинскую карту, разводили руками: а чем теперь поможешь? Он и на это не жаловался – рассказывал мне после каждого такого похода за гарантированной Конституцией помощью, что да как.

Понятно, сочувствовали ему многие, искренне, к тому же, да даже родные и друзья не смогли ни сочувствие, ни сострадание конвертировать, как ни старались, в мало-мальски обнадёживающую сумму. Призвав на помощь сообразительность и убедительность, я пытался разубедить угасавшего соседа в том, что «…Если настоящее копает могилу, то будущее – это последний гвоздь в крышку гроба!». Я готов был отступить от собственного умозаключения, забыть его навсегда, оттого много времени проводил с Теофанычем – иногда мне казалось, что он оттаивал от ужаса переживаемого, но его бесноватые (к тому времени!) глаза уже видели – и мне это не казалось, – иной мир; там, как он, возможно, полагал ему не скажут: «Ищи деньги, дед!..».