Суммарная электрическая активность мозга — волнообразный колебательный процесс. Совпадение по времени электрических потенциалов различных участков мозга указывает на то, что в данный момент эти участки работают вместе. Скажем, двигательные и зрительные участки работают сообща. Синхронная работа обеспечивает быстроту реакции и наоборот.
Наиболее активные участки мозга потребляют больше кислорода, глюкозы и др.
Захотелось вдруг написать хорошенькое, изящное стихотворение… Но я не умею…
Испуганные крестьянские лица в телепередаче «Сельский час».
Две белки танцевали вокруг клёна… Ах, если бы хоть во сне, хоть раз в жизни обрести вот такую лёгкость и быстроту! Но ведь должны же быть и старые белки. Ужели и они так двигаются? Сколько лет они живут? Отчего умирают? Ничего не знаю!
Редко посещаемое, уже почти забытое чувство сделанного тобой доброго дела, которое я ощутил, опубликовав статью о Столбуне[52].
Не пью с начала февраля.
«Воздействие звёзд влияет, если хочешь, на некоторые вещи, но, бесспорно, не на всё».
«И, стало быть, доказано, что всё, что происходит, происходит в силу судьбы».
«И хотя будущее, если оно истинно, так же невозможно изменить, как и прошлое, не следует из-за этого пугаться».
«Обращение к врачу в такой же мере фатально, как и выздоровление».
Цицерон. «Философские трактаты»
Селезнёв[53] сказал мне, что все его попытки пробить мою документальную повесть «Космонавт № 1» в «КП» ни к чему не привели. Впрочем, я не знаю какие попытки он предпринимал, сколь настойчивы они были и на каком уровне.
Карпов[54] тоже сказал, что пробить не может.
— Да ведь вы — Герой Советского Союза! — воскликнул я. — Перед вами военная цензура по стойке «смирно» стоять должна!
— А вы знаете, что они сделали с моим последним романом?!..
Ахромеев[55], которому я по «вертушке» нажаловался на военную цензуру, превратившую мою повесть в руины, вызвал меня в свой кабинет на улице Фрунзе. Поскольку вызов маршала настиг меня в редакции в виде весьма затрапезном: джинсы, ковбойка, потрёпанный кожаный пиджачок, я предстал перед ним в обличии, неподобающем объёму кабинета. И настроение у меня было какое-то хулиганское. После того как мы поздоровались, я начал ощупывать его погоны, приговаривая:
— Сергей Фёдорович, вы не поверите, но я впервые так близко вижу маршальские погоны! Красота какая! Ведь это, должно быть, ручное шитьё золотыми нитями! А Герб как искусно сделан! И т. д.
Маршал стоял смирно и от наглости моей лишился дара речи. К такому обращению он был не подготовлен: подчинённый вести себя так не посмел бы, а начальник — не стал бы. Мой восторг был так пленительно искренен, что Ахромеев поверил, что я полный идиот, и улыбнулся наконец. Потом он вызвал генерала — начальника военной цензуры, и они вдвоём принялись меня долбать: как я посмел написать о тех офицерах из первого отряда наших космонавтов, которые в космос так и не полетели[56]:
— Да что они такого сделали для нашей космонавтики, что вы их в газете будете прославлять! — кричал Ахромеев.
Я понял, что разговаривать с ними надо только на понятном им языке:
— Не прославлять, Сергей Фёдорович! Да как же вы не понимаете?! То, что этих молодых офицеров списали из отряда, говорит лишь о том, как серьёзно к отбору относились военные медики и какие высокие требования предъявляли командиры к нравственному и морально-политическому облику молодёжи!
Мой выкрутас не подействовал и из здания Министерства обороны я ушёл с битой мордой.
Вот тут-то мне и пришло в голову, что повесть надо предложить «Известиям». Новому главному редактору Лаптеву[57], недавно пришедшему из «Правды», ещё надо доказать, что он главный редактор. Сегодня Иван взял читать рукопись.
Утром по ТВ передавали «Лебединое озеро». И вновь, который уже раз подивился я щедрости Чайковского! Я когда-то давно говорил, что из увертюры к «Летучей мыши» наши композиторы могли бы нарезать десяток оперетт. А из «Лебединого озера» можно нарезать два десятка балетов!
Вдруг вспомнил старушечье: «…У-у, аспиды проклятые…» Кто это — аспиды? Не помню…
Жену надо брать из Рушана, а таксу — из Гергвейса. В этой немецкой деревушке разводят лучших в мире такс.
Мне очень хочется напечатать в «Известиях» «Космонавта № 1». Это не слава, не деньги, а надежда на будущую свободу в работе, что важнее.
Иван Лаптев (как это он мне сам рассказывал) на каком-то идеологическом совещании в ЦК подловил Горбачёва, Лигачёва и Яковлева и говорит:
— У меня в «Известиях» лежит замечательная документальная повесть Ярослава Голованова о первом космонавте и о том, как это всё было…
Горбачёв: А он правду написал?
Лаптев: Всё выверено, всё точно!
Горбачёв: Так надо печатать!
Лигачёв: Давайте так сделаем. Попросим Александра Николаевича прочесть и тогда решим…
Яковлев: Я не против…