Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

Посасывая карамель «Барбарис», задумался я о судьбе конфетных фантиков. Всё время разная статистика убеждает меня, что до войны уровень жизни был низкий, что жили хуже, чем нынче. И, наверное, так и есть. Но мне — ребёнку — жилось тогда не хуже, чем мне — взрослому — теперь. Мои родители были типичными середняками, денег регулярно не хватало, жили «от зарплаты до зарплаты» и часто «перехватывали» у друзей. Но у нас дома были все продукты, которые тогда продавались. Помню, мама очень любила халву и за чтением могла потихоньку съесть чуть ли не килограмм. Папа всегда над ней смеялся, называл «сладкоежкой». Помню и её любимые конфеты в коробке с отбортовкой, на которой была нарисована ветка с вишнями и красивая птичка. Название этой птички я безуспешно искал во втором томе «синего» Брема. Это были дорогие конфеты и назывались они «Вишня в шоколаде». Ещё помню светло-бежевые коробки поменьше с «Американским орехом». Потом, когда началась борьба с космополитизмом, их переименовали в «Южный орех» (тогда же «французскую» булку переименовали в «городскую», но бабушка Анна Павловна упорно называла её «французской» до самой своей смерти). Помню и конфеты, которые продавались вроссыпь, без коробок: «Мишка», позднее — «Мишка на севере», «Красная Шапочка», «Раковые шейки». Помню печенье «Коровка», на котором действительно была оттиснута коровка. Восточные сладости помню…

Мало того, что всё это исчезло сегодня, мы за последние годы ничего не изобрели взамен. А изобретать тут надо крайне осторожно, не торопиться убирать давно изобретённое. Период смены кондитерских сортов должен быть соизмерим со сроком жизни одного поколения.

И фантики. На прежних конфетах были очень нарядные одежонки. Дети собирали их и играли в «фантики». Для этого их складывали четырёхугольничками, наподобие того, как (тоже раньше, теперь редко это увидишь) складывали лекарственные порошки. Фантик клали на ладонь у большого пальца, остальные пальцы упирали в край стола и резким, пружинистым движением выбрасывали фантик на стол. То же делал и второй играющий, бросая свой фантик так, чтобы он упал поверх первого, и хотя бы частично прикрыл его. Тогда нижний фантик становился собственностью второго играющего. Дело это было непростое. Иногда на столе лежало много фантиков, а попасть точно никак не удавалось. Были, разумеется, и мастера, асы…

Теперь в эту игру никто не играет, я не видел детей с фантиками. Не играют, я думаю, прежде всего потому, что нет фантиков. Дорогие конфеты недоступны, а обёртки дешёвых так унылы, сделаны из какой-то противной на ощупь стеариново-скользкой бумаги, так аляповат их рисунок, размыт цвет, что ни одному ребёнку и в голову не придёт собирать их…

Детские игры — новая замечательная тема для размышлений у камина. (А что, если написать книгу «Размышления у камина», книгу воспоминаний и размышлений?..) Мой папа не играл в футбол, но играл в лапту. В лапту я тоже немного играл, но не был ею увлечён. Больше я играл в «Чижика», тоже сегодня совершенно забытую игру. Для дачи родители купили мне крокет: молотки, шары, воротца из толстой проволоки — большой ящик. Поначалу увлеклись, выровняли площадку, играли, но довольно быстро охладели. Повальное увлечение — «пушок». «Пушок» — это маленький кусочек пушистого меха, который приклеивался снизу варом к медному пятаку. Его подбрасывали внутренней стороной щиколотки ноги («щёчкой»), соревновались, кто больше подбросит. Были мальчишки, которые не давали «пушку» упасть до сотни раз. У меня редко выходило более десяти. Врачи утверждали, что «пушок» может привести к паховой грыже. Родители с «пушком» боролись, но он был какое-то время (1944–1946), пожалуй, самой популярной игрой. Объяснить это можно и тем ещё, что никаких игрушек не было тогда. «Пушки» были предметом обмена, своеобразной детской валютой. И предметом зависти. Говорили: «У Кольки, вот это «пушок»!» Лучшими считались самые лохматые «пушки», но мех должен был быть тонким, нежным. Волк, например, на «пушок» не годился. Это я хорошо помню, поскольку тётя Лида купила у «Икотыча»[175] шкуры огромной рыжей лисы и волка. От волчьей шкуры я кусочек отрезал, но «пушок» получился плохой. Полагаю, что лучше всего шли на «пушки» сибирские коты. Если на «пушок» подуть сверху, то у хорошего «пушка» ворс должен был этаким ореолом разбегаться в разные стороны. Такой «пушок» опускался медленно и позволял лучше подготовиться к следующему удару по нему…

Всё это было полвека назад. Неужели нигде не сохранилось ни одной конфетной коробки с фантиками, нигде не завалялся ни один «пушок»? Ведь их было не тысячи даже, о миллионы…

* * *

Академик Агонбегян похож но тётку Чарлея.

* * *

Девочки под окном играют в Золушку.

— Ты почему так долго была на балу?

— В очереди стояла…

* * *

«Школа для дураков» в лучшем случае вялый рассказ, но никакой это не роман со всеми скидками на модернизм.

* * *

Приехала знаменитая мексиканская телезвезда Вероника Кастро. Юрка Рост, глядя по телевизору, как её встречают, сказал: