Турбинер был, очевидно, незаурядным конструктором, работа закипела. Он отверг барометрические высотомеры, ратовал за радиовысотомеры, специально сочинил ТЗ[179]
для «радистов» из Горького. Существовало пять подразделений: корпуса, КБ по автоматике, лаборатория по автоматике, отдел центрального заряда и отдел технологической оснастки, которая могла сэкономить много времени. Окончательный сборочный чертёж появился, когда большинство деталей были уже в металле. Турбинер заказал специальный карусельный станок, на котором можно было точить сферические детали разного диаметра, заказал литейные формы для ВВ, которые делали на заводе № 21 в Горьком, директором которого был Амо Сергеевич Елян. К 1947 году почти всё было готово. Турбинер считал, что он сэкономил около полутора лет.В конце 1948 года в Арзамасе-16 появились Духов и Алфёров. Активно общались с Турбинером. Алфёров говорил о себе: «Я — отец высотного торпедометания» (у него до этого было торпедное КБ в Махачкале). Духов хорошо разбирался в конструкциях, но руководителем был слабым. Когда уже собрали первую бомбу Турбинера, его вызвал Зернов. Там уже сидел Духов. Зернов сказал:
— Мы решили назначить двух заместителей главного конструктора[180]
: Духова — по конструкциям и Алфёрова — по испытаниям. А вас мы бы хотели назначить заместителем Духова…— А зачем это мне? — спросил Турбинер. — Первый образец сделан, замечаний по нему нет. У меня и так всё получилось. Я не могу принять ваше предложение…
Зернов погрустнел. Через несколько дней Харитон сказал Турбинеру:
— Вы будете моим помощником…
Странная должность… Очень ответственной была работа над инициаторами. Делать их теперь поручили Михаилу Павловичу Пузырёву, Александру Петровичу Павлову и Владимиру Константиновичу Лилье — специалистам по взрывателям. Это были крепкие профессионалы, но ничего нового они не сделали. Турбинер придумал свой оригинальный инициатор. Щёлкин, который был первым замом Харитона по экспериментам, испытал инициаторы, всё сработало очень хорошо.
Турбинер жил в Арзамасе-16 один, жена с ним не поехала, и был рад вернуться в Москву. Около полутора лет он в Москве работал помощником Харитона…
Обо всём этом он рассказывал мне в Москве, в своей квартире на Речном вокзале.
Вот такая интересная история. Могу к ней добавить. Турбинер был в Арзамасе-16 телом инородным: физики его, разумеется, не признавали, конструкторов-оборонщиков он знал плохо. Зернов же с Духовым дружили ещё со времен учебы в МВТУ. Турбинер явно выпадал из этой компании.
В Арзамасе-16 был самый свирепый в истории России режим секретности. Никто не знал, чем занимаются в соседней комнате. Турбинер не знал, что мы уворовали у американцев бомбу, не знал о том, что готовятся её испытания, и о самих испытаниях узнал чуть ли не из газет. Харитон говорил мне о Турбинере рассеянно, так, будто он едва его помнит. Не мог даже сказать, жив ли он. Вообще Харитон произвёл на меня неприятное впечатление. Напомню: его отец был журналистом, работал в какой-то кадетской газете в Петрограде. После октябрьского переворота он уехал в Ригу и там тоже работал в какой-то оппозиционной русской газете. В 1940-м коммунисты пришли в Ригу, отца арестовали и отправили в лагерь. Спрашиваю Харитона:
— Юлий Борисович, ведь вы довольно часто встречались с Берией. Вы не поинтересовались у него судьбой вашего отца?
Долго молчал. Потом говорит:
— Такой вопрос мог бы помешать моей работе…
У меня прямо дух перехватило от этих его слов!
Из Арзамаса-16 мы возвращались вместе с Харитоном в его «царском» вагоне. Вечером ужинали, очень мило болтали, его постоянная настороженность, всесторонний контроль над каждым сказанным словом несколько притупился. Подъезжаем утром к Москве, стоим у окна, беседуем.
— Юлий Борисович, — говорю я. — Вот вы видели десятки атомных взрывов. Земля подымается, небо лопается, птицы в воздухе горят, ужас… Ни разу не возникала у вас мысль: Господи, да что же мы делаем!!!
Опять долго молчал, смотрел в окно, потом обернулся ко мне и сказал каким-то извиняющимся тоном:
— Ярослав, так ведь НАДО!..
Ещё в Арзамасе-16 за завтраком в доме Негина, я спросил у Евгения Аркадьевича:
— Почему Капица не стал делать атомную бомбу, а Харитон согласился?
— А вы что, до сих пор не поняли?! Да потому что Капица — это ЛИЧНОСТЬ!!
Мне представляется, что три Золотые Звезды Харитон получил, быть может, не совсем заслуженно. Первую бомбу для него украли наши шпионы, по словам академика Юрия Алексеевича Трутнева, это бомба «цельнотянутая». Оригинальная идея бомбы водородной принадлежит Андрею Дмитриевичу Сахарову, Харитон опять вроде не при чём. Сам он говорит, что он был плохим организатором, не в пример Курчатову. Так откуда же Звёзды? За должность главного конструктора? А может быть, я не прав…
И какой же русский не любит быстрой езды на «Мерседесе»!
Распятый Христос с изменяющейся геометрией креста.
Американцы зря нас боятся. У нас сегодня не хватит сил не то чтобы завоевать Америку, но даже на то, чтобы её разрушить, хотя тут мы — мастера!