Замки баварского короля

Но так ли уж «спокойно» Бавария восприняла весть о смене правительства? Приведем отрывок из статьи июльского номера «Вестника Европы»[89] за 1886 год. «Когда 10-го июня обнародована была в Мюнхене прокламация о назначении регентства “вследствие тяжелой болезни короля”, то в массе населения невольно возникли вопросы недоумения, которых никогда не могло бы разъяснить министерство. Какая эта болезнь открылась вдруг у короля? Если она была у него издавна, то отчего раньше не было принято надлежащих мер лечения и контроля? Известно было, что король физически крепок и здоров. Отчего те самые причины, которые до сих пор не мешали министрам исполнять свои обязанности от имени короля, побудили их вдруг требовать регентства и медицинской опеки над Людвигом II? Баварцы давно уже знали, что их король отличается многими странностями, что он скрывается в уединении со своими ближайшими слугами, строит фантастические замки. Народ привык думать, что артистические вкусы и таинственное уединение короля никому не мешают. Король мог свободно тратить свои личные средства на удовлетворение каких угодно фантазий; он располагал только теми суммами, которые назначались на содержание двора. (Курсив мой. Одним из главных пунктов «обвинительного акта» было обвинение короля в полном разорении казны. — М. 3.) Король щедро покровительствовал артистам и художникам, увлекался операми Вагнера, устраивал специально для себя спектакли, и все это не вызывало никакого протеста. (Давайте не будем забывать и о том, что при строительстве своих замков Людвиг не только совершал «безразмерные» траты, но и давал место работы сотням рабочих различных специальностей. Так что у каждой медали всегда две стороны! — М.З.) Поэтому понятно, что прокламация 10-го июня встречена была в Баварии с большим недоверием; слухи о незаконном низложении короля, о преступных замыслах и заговорах быстро распространились в народе. Король был любим и популярен благодаря его поэтическим наклонностям и рыцарским свойствам характера; а главное — он никому и ничему не был помехой: не стеснял общественной жизни страны, мало вмешивался в политику и занимал воображение публики своими оригинальными художественно-архитектурными предприятиями. Население настолько было предано этому королю-идеалисту, что толпы мирных обывателей готовы были вооружиться на защиту его от врачей-психиатров и министров, пытавшихся учредить над ним опеку. Вся обстановка, при которой было объявлено регентство, указывает на то, что не только в обществе и среди приближенных короля, но даже у министров и психиатров не было твердой уверенности в действительном сумасшествии Людвига II. Окрестные жители, взволнованные известием о “бунте”, равно как офицеры, арестовавшие министров, очевидно не считали короля помешанным. Зачем было перевозить его из одного замка в другой, подобно пленнику? (Это было вызвано боязнью реального восстания среди местного населения, ставшего всерьез вооружаться и готовиться к самым решительным действиям. — М. 3.) Крайняя нелюдимость, замкнутость и болезненная чувствительность его были известны всем: не лучше ли было оставить его в Гогеншвангау, в прежнем убеждении, что он полновластный король, переменив только весь штат служителей? Такие вопросы ставят себе баварцы и не находят ответа в официальных объяснениях».

Наступило воскресенье 13 июня, день Троицы. Праздник начался с того, что короля не пустили в церковь! Он покорился и этому. Во время обеда Людвигу был подан на десерт апельсин… без ножа. Король отослал его обратно на кухню нетронутым. «Утром 13-го числа король долго беседует с доктором Герштером (и Герштер, и Мюллер присутствовали в Берге, что называется, «по долгу службы». — М. 3.), и тот снова рассказывает, что, стараясь наводить короля на всевозможные сбивчивые вопросы, он находит в его ответах все тот же живой, ясный ум. То же находит и доктор Мюллер, с которым король также здраво, с большой к нему доверчивостью, разговаривает в тот же день перед обедом, задав ему на прощанье как бы шутливый вопрос: “А вашему преемнику (т.е. доктору Гуддену) будут известны способы, как легче отделаться от меня?” Но после обеда, в 6 часов 25 минут, он сам посылает за Гудденом, чтобы идти с ним на прогулку»^{125}.

Посмертная маска и гипсовый слепок руки Людвига II