Замки из песка (СИ)

– Ближайший рейс сегодня, в шестнадцать ноль-ноль, – сообщила она. – Оформлять?

Время на часах за ее спиной показывало только два часа дня. Еще столько же мне придется провести в зале ожидания, потом перелет… Господи, ну почему?! Времени и денег ехать в другой аэропорт у меня не оставалось. Остатка на моей банковской карте едва хватит на оплату билета…

– Да, – согласилась я, нервно теребя шнурок застежки на рюкзаке.

– Бабулечка, ты же дождешься меня, – мысленно обращалась к ней. – Только держись, ладно? Я скоро приеду. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Оплата прошла успешно, мне вручили билет, и я направилась в зал ожидания. Очереди были везде. Пока проверяли багаж и паспорт, прошло около получаса. На металлическое кресло с видом на взлетно-посадочную полосу я упала уже совершенно обессиленная.

Головная боль вернулась, сдавив виски металлическими молотками. Откинув голову на холодную спинку кресла, попыталась закрыть глаза и представить, что ничего не происходит. Бабушка абсолютно здорова и ждет моего приезда. Наша небольшая квартирка, такая светлая и уютная, заполнена ароматами пирожков с капусты, какие может готовить только она, и вишневым компотом. Бабушка носится по кухне, подпевая свою любимую песню о любви, ее глаза искрятся счастьем в предвкушении скорой встречи.

Отец не звонил мне, не требовал приехать «домой». Место, где они жили все это время, я никак не могла назвать своим домом, язык не поворачивался. Дом у меня был там, в Сочи, где прошло все мое детство. Вторым домом для меня стала квартира бабушки. Но тот коттедж в элитном поселке недалеко от Еревана, не может называться этим красивым, нежным, наполненным смыслом, словом.

Мурашки забегали по коже, стоило подумать об этом. Хватит ли мне сил ступить к ним на порог? Смогу ли посмотреть в глаза, ненавидящих меня, людей? Переживу ли это испытание?

Но стоило мне снова подумать о бабушке, о своей любви к ней, как все сомнения исчезли. Ради нее я пройду через любые трудности, вынесу все оскорбления и обвинения, которых, я знаю, будет великое множество. Мой отец не из тех людей, кто легко прощает или забывает ошибки других. Он будет снова и снова напоминать мне обо всем, пока не сломает, окончательно и бесповоротно. Арсен снова будет стоять рядом с ним и наслаждаться процессом. Ему никогда не придет в голову признаваться во всем и смыть ярмо «гулящей» с моего лба.

Что же ты за штука такая, жизнь? Откуда в тебе столько ненависти и жестокости? Ты так легко ломаешь судьбы людей, словно получаешь от этого невероятный кайф. Тебе приятно видеть слезы и страдания. Почему?

Слезы снова защипали глаза, разъедая белки. Я не хочу больше плакать. Хватит! Уже достаточно слез было пролито по вине других. Когда они уже иссякнут? Сколько можно?

Продолжая сидеть с закрытыми глазами, почувствовала, как заскрипело соседнее кресло. Это должно стать еще одним сдерживающим фактором для меня. Я не стану плакать при посторонних. Не покажу своей слабости.

– Так и не скажешь, что у тебя стряслось? – Прозвучало у меня над самым ухом. Распахнув глаза, так резко повернулась к источнику голоса, что шея хрустнула и нещадно заныла. Сочувствующие глаза с россыпью золота вокруг радужки, смотрели на меня с нескрываемым любопытством. Массивное тело лежало в такой близости, что я кожей чувствовала каждое понятие и опущение мощной груди. Загорелые руки с длинными холодными пальцами лежали на подлокотниках, поза выдавала человека, привыкшего получать от жизни все. – Удивилась? – Он почти смеялся, губы его растянулись в голливудской улыбке, на щеках появились две симметричные ямочки.

– Что ты здесь делаешь?!

 Дмитрий

– Как ты смеешь? – Раскатистый, преисполненный негодующего презрения голос бабушки разрезал слух. – Кем ты себя возомнил?

Лидия Игнатьевна – восьмидесятилетняя глава клана возникла на пороге гостиной, презрительно скривив губы. Ее холодные, безжизненные серые глаза с ярко-выраженной катарактой, изучали руины, учиненные мной. Тонкие, почти серого цвета, губы соединились в, почти незаметную линию, выражая глубокое отвращение. А когда ее взгляд остановился на, болтающейся на петлях, дубовую дверь, тощие, костлявые пальцы с паутиной темно-синих вен, с силой сжались на рукояти трости.

Ее появление было ожидаемым явлением. Бабка никогда бы не стала терпеть буйно помешанного внука, особенно, когда стены ее величественного особняка сотрясались от моих криков и бесконечных угроз. С самого детства она не скрывала своего истинного отношения ко мне. Ей претила мысль о том, что сын пианистки, которую старший сын привел в семью без ее ведома и благословения, является единственным и полноправным наследником всего состояния Лебедевых.

Если раньше меня это никак не волновало, и я всячески игнорировал наличие столь ядовитой, переполненной ненавистью, родственницы, сегодня все изменилось. Правда открылась мне, сорвав многолетнюю пелену с глаз. Больше я никому не позволю пренебрегать собой, своей матерью и тем, что сделали с ней.