Замки

Однажды я собралась с духом и спросила, почему мне не дарят наклейки и почему я не умею петь, и почему у моей куклы не сгибаются коленки, а в ответ услышала слово «ремонт». Надо сдать деньги на ремонт, так и передай. Скоро день учителя. Не выливай суп за батарею, родители работают, чтоб платить за твой обед. Я расплакалась. С тех пор у меня появились наклейки.

Но они мне уже не были нужны.

Я поняла, что их просто покупают в магазине, достают из пакета и приклеивают в тетрадь. Наклейки были родом из того же места, что колбаса, канализационные люки и пакеты для мусора. Их нужно было покупать за деньги, а потом ценить.

Мама думала, что у меня расстройство стула на нервной почве.

А потом решила, что у меня глисты. Заставила выпить литр морковного сока с чесноком.

Но мой мир был разрушен.

Я проснулась от того, что по моей подушке полз таракан. Я испугалась и не могла заснуть. А потом я услышала громкие вздохи. Я точно не знала, что происходит, но во всяких фильмах такое бывает, когда люди любят друг друга. Они едят мороженое, катаются на колесе обозрения, а потом приглушают свет и запираются в спальне. Лежат на красивых белых простынях, целуются и громко дышат.

Но у нас нет красивых белых простыней.

Но они не любят друг друга.

А потом папа вышел из комнаты, кажется, совсем голый, моя комната проходная, и пошел в туалет. Может, и в трусах. Какая разница?

По ночам они любили друг друга, а днем делали вид, что терпеть не могут.

Обманывали меня.

И так во всем. Мама говорила, что хочет со мной играть, и выбирала игры, которые интересны ей. Мама говорила: «Не ешь так много», а потом говорила: «Ты слишком худая», а потом говорила: «У тебя нет груди» и покупала мне огромные красные лифчики, а потом говорила: «Смотри, какие трусы со слоненком для моей маленькой девочки». Мама говорила: «Как я устала жить с твоим папой», а потом говорила: «Свое говно, родное». Мама говорила: «Я уважаю свой труд» и находила еще более низкооплачиваемую работу.

Мама молчала.

А потом говорила: «Даже моя семья меня не понимает».

Мне было очень неприятно её не понимать. Я старалась изо всех сил. Но моя мама сложнее, чем программа алгебры за 10-й класс или курс русской орфографии. Нет ни одного, даже самого паршивого учебника, который бы объяснил хотя бы половину правил и исключений. А как понять, если никто не объясняет? Только наделав ошибок. Вот только вместо красной пасты – слезы.

Ненавижу её слезы. Не потому, что мне хочется её утешить. Мне хочется трясти её до тех пор, пока из нее не вывалится инструкция по эксплуатации.

Но нет никакой инструкции.

Папа медленно убивает свою печень.

Сегодня мы идем выбирать платье. Мы ничего не купим. Она все равно пошьет такое платье, какое захочет. Бананово-клубничные коктейли – это слишком дорого.

У нас никогда не будет миксера. Или комбайна. Соковыжималки. Микроволновки. Этих буржуазных атрибутов западной цивилизации.

И они всегда будут у соседей.

Потому что у нас все не как у людей.

Нас делает особенными то, что на кухне течет кран. То, что стиральная машина у нас появилась, когда мне исполнилось тринадцать, и мне до сих пор нельзя к ней приближаться, потому что может ударить током. Нас делает особенными то, что у нас вечно нет денег, причем не только особенными, но ещё и порядочными, в пику всем вокруг. Честные люди не могут быть обеспеченными. Нас делает особенными то, что мы неудачники. Успех – не наша история. Я не получаю десятки, работу хорошую в этом городе не найти, в лотерее даже участвовать не стоит. Лохотрон. Нас делает особенными то, что жизнь несправедлива. То, что в доме много книг (и они все пыльные). То, что у папы украли «девятку». То, что мама нашла у мусорки пятисотгривневую купюру, но подбирать не стала. Чужого нам не надо. А своего никогда не будет. Все не как у людей.

Нас делает особенными то, что наша жизнь пропитана робкой надеждой: а вдруг все-таки получится? Вдруг и нам повезёт? Случаются же чудеса, но не с нами, а вдруг? Наша неприкаянность сплачивает. Мы одни против всего мира, непохожие, неидеальные, не умеющие говорить друг с другом, но мы заодно. Мы – хорошие люди, маленькие люди, никому не желаем зла, на выборы не ходим, все равно ничего не изменится, деньги храним под подушкой, банки нынче ненадежные, с уважаемыми людьми не спорим, телевизор дома всегда включен, чтоб быть в курсе событий…

Но всё-таки… Вдруг и нам повезёт? Наверное, поэтому любое изменение дается с таким трудом. Рискнуть – значит позволить себе надежду. Позволить сомневаться в правильности своих убеждений. Взять и обесценить свою прежнюю жизнь. Поставить на карту всё. Просто ради шанса, что, может быть, когда-нибудь что-нибудь да получится. А если не получится – что тогда? Выхода нет. Болото засасывает все глубже. Барахтайся – не барахтайся – утонешь.

Нет, это слишком. Лучше сидеть и не рыпаться. Тихой сапой. Помаленьку. В общем, никогда. Никогда ничего не менять. И особенно – не вставлять батарейку в настенные часы, остановившие свой ход.

Поэтому мне так нужно уехать отсюда!