Мои родители часто говорили о смерти. Я ведь поздний ребенок и должна понимать, что они не вечные. В нашем доме я считалась паршивой дочерью. Ленивая, нехозяйственная, учусь через пень-колоду. Если мы ссорились с мамой, он всегда становился на её сторону. Как будто это был его единственный шанс почувствовать, что они семья. Чем бы он ни был занят, если слышал крики, выбегал из своей комнаты, становился у мамы за спиной и гаденько нашептывал: «Она нам и стакана воды не подаст, эгоистку вырастили». Ругались мы чаще всего из-за того, что я не хотела мыть посуду или носить платье, которое мама специально для меня шила три дня и три ночи. Иногда из-за моих посиделок в Газебе. Мама все не могла взять в толк, чего взрослым людям со мной водиться. Пару раз порывалась пойти со мной, но до этого не дошло. Сколько я себя помню, любой спор заканчивался тем, что я не подам им стакан воды. А главное – что я обязательно окажусь в ситуации, когда они не смогут взять его сами. Потому что я поздний ребенок. Поздний и неблагодарный.
В итоге мы не присмотрели платье. Зато купили мне черные джинсы. Старые я расписала цитатами из песен. Корректором. Вышло симпатично. Мама их трижды стирала, а потом выкинула.
Зашли в стоковый. Я хотела простые штаны. Самые простые штаны на свете. Черные и чтоб не падали без ремня. Хотела снова расписать их цитатами. Мама принесла в раздевалку десять пар.
– Ну, пожалуйста, померяй. Тебе красиво.
И я меряла светло-голубые джинсы с цветочками, стразами, клешем. На два размера больше. На три размера больше. С кожаными вставками. Заклепками. Дюжиной змеек. Слишком короткие. Слишком длинные.
– Я подошью, – сказала мама.
Что тут ответить?
Люди молчат не потому, что им нечего сказать, а потому, что сказать нужно слишком многое. Слова – не точные. Хромые слепки мысли. Калеки, мечтающие о балете. Может, поэтому люди кричат, кидаются утюгами или бьют по лицу. Действия всегда красноречивей слов.
Недавно я поняла, что Морган пытается всё контролировать. Потому что как только что-то выходит из-под его контроля – он чувствует себя беззащитным.
В ДК есть бассейн. Занятия для начинающих дважды в неделю. Морган давно собирался записаться на плаванье, но никак не мог решиться. В детстве они с Мартой катались на лодке, и она перевернулась. Она почти сразу достала его из воды, но сердце колотилось в ушах, тучи были густыми и темными, кожа покрылась мурашками, а дурацкий спасательный жилет только раздражал, дурацкие завязки болтались во все стороны… Больше Морган в воду не совался. Даже в душ заходил с опаской.
Сережка пытался помочь. Вода – его стихия. Одно время он организовывал сплавы на байдарках по Южному Бугу и Мигейским порогам. Они часто летали в Грецию всей семьей. Но Морган боялся воды как огня. Не знаю даже, как я его уговорила пойти в бассейн. Я не очень хорошо умею плавать, только по-собачьи, но люблю лежать на воде. Это как летать, только не нужны никакие крылья. Взамен я пообещала Моргану сходить на урок хореографии. Морган иногда посещал занятия, просто чтоб полюбоваться на тренера. У него была длинная шея, тонкие пальцы и густая шевелюра. Он двигался быстро и плавно, а если замечал, что кто-то «филонит у станка», то бил указкой по ногам. Он нравился Моргану. Особенно, если он просил Моргана поиграть, потому что аккомпаниатор потерялся по дороге на занятие. Если у кого-то из ребят болела спина – он подхватывал их сзади и «хрустел». После этого все проходило. А ещё он ловко умел оскорблять бесталанных учеников. Тонко и оригинально. Морган ценил оригинальность. В общем, я с ужасом ждала дня, когда придется выполнять свою часть договора, и даже начала смотреть видео на ютубе по растяжке.
К походу в бассейн Морган подготовился основательно. Он взял с собой очки для подводного плавания, резиновую шапочку и надувной круг. И, конечно, злобный взгляд: «Расскажешь кому-то – убью». Пахло хлоркой. В раздевалке было полно других девушек, и я пошла переодеваться в душевую. Ненавижу общие раздевалки! Кто их придумал? Я мечтала поскорее оказаться в воде. Не хочу я, чтоб на меня смотрели!
Морган уже успел вывести из себя тренера. Он не отходил от бортика, несмотря на все увещевания. Тогда я попросила его закрыть глаза, довериться мне и протянуть руку.
– Все будет в порядке. Обещаю, – сказала я.
И он поверил. Взял меня за руку. Последовал за мной. Впервые.