— А ты хорошо устроился, Роуг. Я пригрел на груди змею, — так, кажется, говорят в таких случаях? — от него веяло злобой и завистью. Чёрной, сочащейся ядом завистью и ненавистью, зародившейся где-то глубоко внутри уже давно, но всё это время тщательно скрываемой и взращиваемой, а теперь наконец-то нашедшей выход. Стингу казалось, что он сходит с ума; собственное тело и его действия уже не поддавались контролю. Словно откуда-то со стороны он наблюдал, как прижал Роуга к стене, до треска натягивая в руках ткань рубашки. И каждое его слово, каждое действие, полного тупого бессилия, всё больше и больше приближало его к точке не возврата. Даже сейчас Роуг умудрялся выглядеть хозяином положения; его надменный взгляд чётко давал понять, кто именно здесь является главным. Он просто временно ослабил бдительность и позволил Стингу выплеснуть копившиеся годами эмоции. «Ну же, давай, чем ты сможешь удивить меня на этот раз?» — повисший в воздухе немой вопрос блуждал в его сдержанной улыбке, мягко скользил по контуру беззвучно шевелящихся губ, словно повторяющих молитву, и угасал на дне гранатовых глаз.
— Тебе, наверное, безумно забавно было водиться со мной и в то же время пытаться подбить клинья к Люси? Давай же, признайся, когда ты запал на неё? Может, сразу после того, как мы познакомились в средней школе и ты впервые увидел её? Ей тогда было одиннадцать. Не думал, что ты по малолеткам.
Сильный и хорошо поставленный удар в челюсть мигом заставил его заткнуться и на какой-то период времени вернул трезвость мысли. Стинг отшатнулся, стёр ребром ладони сочащуюся из разбитой губы кровь и довольно облизнулся. Горло саднило от скопившейся в нём сукровицы, раздражения и сардонического смеха. Дрожащие от накатившейся волны адреналина ноги едва держали его.
— Так вот в чём дело, — хмуро обронил Роуг, приводя в порядок манжеты рубашки. Сейчас, со слегка раскрасневшимся лицом и растрёпанными волосами он выглядел как никогда оживлённо и привлекательно. Подумать только, неужели в этом мире всё же нашлось нечто, что могло вывести нашего грёбаного Мистера Совершество из состояния душевного равновесия? — Прекрати пороть сгоряча и делать сомнительные выводы. Не знаю, откуда ты узнал об этом, — промелькнувшее в его взгляде замешательство доставляло мучительно-сладостное наслаждение, — но ты всё неправильно понял, Стинг. Я никогда не собирался сближаться с ней, — напряжённые пальцы зарылись в и без того взлохмаченную шевелюру, всклокочивая жёсткие непослушные волосы. — О чём я вообще говорю, до вчерашнего дня мы даже не были толком знакомы! Большего, чем есть сейчас, между нами не может быть. У тебя нет поводов волноваться, — он выставил перед собой ладони в защитном жесте, словно желая отгородиться от друга.
Это действие вызвало непроизвольную вспышку раздражения и злости. Он что, правда пытается оправдываться перед ним? Эвклиф жадно и хрипло дышал, чувствуя, как тяжело заходится в сбитом дыхании грудь. Неужели этот придурок в самом деле считал, что от подобных слов ему, Стингу, стало хотя бы чуточку легче? На душе было как никогда ранее омерзительно — гадко. Они даже не общались до этого, Роуг сам признался в этом — тогда чем его могла привлечь эта лупоглазая дура? Своей заурядной внешностью и необъятными сиськами? Забитым характером, о котором он не имеет ни малейшего представления, и кругозором инфантильной принцессы, до сих пор верящей в сказки? Стинг определённо лучше её по всем параметрам: он красивее, умнее и преданнее. А ещё он половину своей грёбаной жизни провёл рядом с Роугом и знает как никто другой, что именно нужно для того, чтобы сделать его счастливым — своим. И что он получил за это в итоге? Пока Стинг бегал за ним и заглядывал в рот, словно собачонка, на него смотрели как на пустое место и использовали лишь как единственно верную возможность держаться ближе к его сестре. Пока он не спал неделями напролёт и размышлял о том, как его угораздило влюбиться в лучшего друга, чувствуя, как от собственных деструктивных мыслей начинает пухнуть голова, этот его самый друг по ночам дрочил на эту набитую дуру? Ту самую, которая каждую ночь приглушённо стонала за стенкой и в мокрых снах звала своим мерзким голосом Стинга? Ничего более абсурдного ему не приходилось слышать, это было даже не смешно. Нет, он не собирался так просто отдавать Роуга. Тем более тому, кто точно был этого недостоин.
— А ведь по тебе и не скажешь, — тихий смешок диссонансным аккордом бил по натянутым нервам. А взгляд, этот направленный прямиком на него взгляд… Роуг читал в нём столько немого упрёка, что ему становилось действительно стыдно — он сам не знал причины. — Вчера вы так мило беседовали, ты наверняка ей приглянулся. Может, попытаешь счастья, чего тянуть кота за хвост?