Именно к такому выводу пришёл и Стинг, но убедить глупое сердце в собственном выборе далеко не просто, если всё внутри тебя буквально кричит об обратном. Холодное отчаяние и бессильная, яростная злоба разрастались внутри него ежеминутно, тупыми когтями царапали нутро и рвались наружу, готовые затопить собой весь мир, отравить его и сделать таким же безобразным и непригодным для жизни, как клокочущая под рёбрами тьма. Кто тянул его за язык, когда он разбрасывался столь смелыми заявлениями перед Роугом? Что принесла ему эта бессмысленная бравада, стоила ли игра свеч? В тот момент, когда Стинг выплёскивал на друга весь тот поток злобы, копившийся внутри него годами, — это просто не могли быть его слова — ему казалось, что ответ очевиден. Парень искренне верил, что ему ничего не стоит переступить через себя ради краткого мига триумфа над тем, кто всегда казался недосягаемым — он действительно был слишком наивен и глуп, если думал, что ради подобного поставит на кон всё. Люди слишком алчные существа по своей натуре; заполучив однажды желаемое, они уже ни за что не остановятся на достигнутом. После всего того, что между ними было, Стинг просто не имел права бежать от собственных слов и того, что может за ними последовать. Даже если вероятность того, что его план удастся, равна один к миллиону, он готов был рискнуть и поставить на карту всё. Тому, у кого ничего не осталось, неведом страх от утраты. Трусливо поджать хвост и отступить, вновь почувствовать на себе этот полный снисхождения и неизменного превосходства взгляд? Да лучше приставить к горлу заряженный пистолет и собственноручно нажать на курок.
Хаос, поселившийся внутри него, высоковольтным разрядом бил кончики пальцев и рвался наружу, желая заполонить собой каждый уголок комнаты. Скомканные и разорванные в клочья листы бумаги белоснежным покровом опадали вниз, пугливо звенела разбросанная посуда, оставляя после себя груды черепков и шлейф брызг из недопитого кофе. Последним под руку попался старенький торшер. Глухо скрипнув в крепком захвате, он был запущен в ближайшую стену, ещё в воздухе разваливаясь на несколько частей. Да, именно этого Стинг хотел сейчас больше всего: разбить, раскромсать, разорвать в клочья, полностью уничтожить, не оставив и камня на камне от этого проклятого дома, и может после этого ему станет хотя бы немного легче.
Раздавшийся тихо и нерешительно стук в дверь подействовал на Стинга отрезвляюще. Он замер, медленно выныривая из забытья, как обычно отступает алкогольный дурман. Его грудь вздымалась часто и жадно — бесполезно. Он дышал и с каждым последующим глотком воздуха задыхался всё больше. Так и не дождавшись ответа, Люси медленно повернула круглую ручку и приоткрыла дверь, проскальзывая в комнату. Обычно находящийся в состоянии идеальной чистоты кабинет сейчас напоминал скорее место побоища: повсюду была разбросана бумага и канцелярия, вырванная с мясом гардина валялась где-то под перевёрнутым кверху дном столом.
— Стинг?.. — бессознательный страх в её голосе слышен настолько чётко, что парень почти физически ощутил, как былое раздражение начинает вспыхивать с новой силой. Лицо Люси приобрело самое страдальческое выражение, на которое девушка только была способна, после чего она сделала несколько робких шагов навстречу ему, протянув вперёд раскрытую ладонь. — Что-то случилось? Тебе плохо?
«Нет, что ты, всё охуенно! Разве не видишь, что я загибаюсь?»
Он стиснул челюсти с такой силой, что скрежет зубов заглушил собой остальные звуки. Люси была совсем рядом, разделяющее их расстояние можно было преодолеть всего-то протянув ей навстречу руку. Она, глупышка, вся дрожала — боялась, хоть и сама не знала причины, и этому слепому неведению Стинг сейчас завидовал больше всего на свете.
— Люси.
Его голос в удушливой тишине комнаты прозвучал так глухо и пусто, будто и не было никакого взрыва эмоций буквально пару минут назад. В отражении широко распахнутых глаз напротив он расплывчато смог разглядеть своё лицо: осунувшееся, бледное, с абсолютно диким взглядом, выражающим то ли крайнюю степень обречённости, то ли тупой боли, медленно пожирающей его изнутри. Стинг с силой зажмурился, и вспышка ослепительно-белого на несколько мгновений выбила въевшийся под веки образ. Не видеть, не думать, просто попытаться отвлечься и не сметь допускать даже тени мысли о том, что он может выглядеть настолько жалко.