Замочная скважина

Она знала, что это – запрещенный прием. Нельзя было обижать сестру, у которой действительно никогда не было мальчиков и с которой никто не целовался у подъезда – у Светланки даже перспективы такой не открывалось. Она только делала вид, что не переживает, но на самом деле очень комплексовала – Танюша это знала.

– Лучше одной, чем с Валеркой, – отрезала Светланка.

Танюша видела, что та обиделась.

Повзрослев, сестры отдалились. Они были совсем разными, хоть и выросли в одной комнате, ходили в одну школу, играли в одни и те же игрушки и носили одну и ту же одежду, точнее, Светланка носила, а Танюша донашивала. Но на жизнь они смотрели совершенно по-разному.

Светлана, тихая, умненькая, спокойная девочка, никогда не доставлявшая хлопот учителям и матери, повзрослев, обозлилась. На весь мир. Она не то чтобы ждала принца, но считала, что ей все должны. Есть такой тип сначала девочек, девушек, а потом женщин. Светлана была убеждена, что мальчик, юноша или мужчина должен положить к ее ногам дом, себя и все, что она пожелает. На меньшее она была не согласна. При этом взаимообмен она считала невозможным. Ей должны дать, а она благосклонно примет. Поэтому скоротечные, одновечерние встречи, во время которых Светлана честно предъявляла претензии, продолжения не имели. Редкие поклонники, скорее приятели, рассчитывающие на самый обычный студенческий скоротечный роман, испарялись, толком и не проявившись, не утвердившись. Шарахались от возложенных на них в первый же вечер ожиданий и какой-то тяжелой, давящей требовательности и уходили к более легким, смешливым, ничего не просящим, ни на что не рассчитывающим, хотя бы с виду, однокурсницам, готовым ехать на дачу, пить дешевое вино, танцевать и с легкой душой расставаться. Светлана корчила гримаску – не больно-то и хотелось. Ей они даже не нравились – один был недостаточно хорош собой, другой – недостаточно умен. То, что девушка должна очаровывать, привлекать, заманивать, она считала в корне порочным и неправильным и продолжала ждать «своего» мужчину. Подруг она так и не завела. Светлана была тяжелой на подъем, не хотела быть подружкой, которую взяли для друга, чтобы не скучал. И уж тем более она не хотела быть той самой «страшненькой» подружкой, флирт с которой зависит от количества привезенных бутылок вина. Светлана не хотела связей, она хотела любви и, главное, гарантий. «Или все, или ничего», – говорила она своим более удачливым знакомым, с которыми познакомилась во время экзаменов. Она их всех ненавидела. Всех, кто сидел на лекциях, в то время как она просиживала часы в душном деканате. Она не верила в справедливость и честность. Неужели, например, Ритка умнее ее? Нет, конечно. Зато ее папа дружит с деканом. Или Ленка? Вообще дура дурой. Но ее мама построила ректору гараж. Ни за какие коврижки она бы не поехала с ними отмечать сданную сессию. Унижаться – ни за что.

Надо сказать, что и Ритка, и Ленка хотели вытащить Свету на дачу без всякой задней мысли. Девочки были искренние и очень переживали, что Света не поступила. Когда же сдавали экзамены, мечтали оказаться в одной группе.

В общем, девочки крутили пальчиками у висков и говорили, что Светка вообще одна останется с такой жизненной установкой. Так оно, кстати, и вышло. Подруги хоть и были не семи пядей, но рассуждали по-бабски трезво, мыслили здраво: надо отдать, все, что есть – молодость, красоту, щедрость, душу, вывернуться наизнанку и ничего не ждать взамен. Радоваться тому, что есть, а иначе и этого не будет.

Танюша была категорически не согласна с сестрой. Для своего Валерки – а другого мужчины рядом с собой Танюша не видела и видеть не хотела – она готова была на все: отдать, оторвать, отрезать. Лишь бы ему было хорошо. Лишь бы для него. А если ему, то и ей. Ошметок счастья. Но такой сладкий.

Танюша вообще ничего не ждала. Жила как живется и в принцев не верила. Нет их, принцев. Валерка есть, рядом живет, знакомый и родной с детства, красивый до обморока. Лишь бы посмотрел в лифте и сказал «привет» – уже счастье невероятное, аж душа замирает.

И пусть ничего не даст, ничего не сделает, не любит, не уважает, не ухаживает – она сама, все сама. Пусть только позволит себя любить.

Она вообще была жертвенной особой – отдавала себя без оглядки, без раздумья. Давала списывать, брала на себя вину за всех, помогала, утешала. Но вот, что странно – никто эту жертвенность не ценил. Танюшу за нее не уважали, а использовав, бросали. Но она этого не видела, не знала и знать не хотела. И опять подставляла живот – пусть режут, бьют, вынимают кишки, лишь бы спасти, лишь бы им, чужим, посторонним, было хорошо.

Светланка же медленно плела свой кокон, обвивалась, закутывалась и никого не впускала в свое пространство.