Замогильные записки

Будь же благословенна, душа моя, родимая, бесценная независимость! Приди, возврати мне мои «Записки», мое второе «я», которому ты служишь наперсницей, кумиром и музой. Досуг вдохновляет рассказы: потерпев кораблекрушение, я стану рассказывать его историю прибрежным рыбарям. Предавшись исконным влечениям моей натуры, я вновь обращаюсь в вольного путника; я кончаю мой путь так же, как его начал. Круг моих дней, замыкаясь, приводит меня в исходную точку. По дороге, которую некогда одолевал беззаботный рекрут, ныне ковыляет многоопытный ветеран: абшид в кивере, нашивки времени на рукаве, ранец, полный лет, за спиной. Кто знает? Быть может, шаг за шагом я приближусь к мечтам моей юности? Я призову на помощь множество грез, дабы они защитили меня от орды истин, число которых преклонные лета множат, как развалины — злых драконов. В моей власти связать противоположные оконечности моего существования, перемешать отдаленные эпохи, слить воедино обольщения разных возрастов, ибо изгнанный монарх, которого я повстречал, только что покинув родительский кров, снова следует в изгнание теперь, когда я стремлюсь к своему последнему приюту[32d].

2. (…) Разгром архиепископства

{Суд над министрами Карла X, чьими стараниями были приняты ордонансы; месса в память о герцоге Беррийском, устроенная роялистами в церкви Сен-Жермен-л’Осерруа; в ответ разъяренная толпа громит архиепископство}

Роялисты, люди достойнейшие, но порой неумные, нередко вздорные, никогда не задумывающиеся о возможных последствиях своих деяний и убежденные, что для восстановления законной монархии довольно повязать галстук определенного цвета или воткнуть в петлицу условленный цветок, явились причиною самых прискорбных сцен. Было совершенно очевидно, что революционная партия воспользуется богослужением в память о герцоге Беррийском и поднимет шум; меж тем легитимисты были недостаточно сильны, чтобы противостоять натиску республиканцев, а правительство недостаточно крепко стояло на ногах, чтобы поддержать порядок; поэтому церковь была разорена. Аптекарь[32e], верующий в прогресс и Вольтера, отважно расправился с колокольней 1300 года и крестом, который другие варвары[32f] однажды, в конце IX века, уже сбросили наземь.

Следствием этих геройских деяний просвещенного фармацевта явилось разграбление епископского дворца, осквернение святынь и процессии, повторяющие те, что шли некогда по улицам Лиона[330] : недоставало только палача и жертв, зато в изобилии имелись полишинели, маски и прочие прелести карнавала. Кортеж шутов-святотатцев двигался по одному берегу Сены, а по другому, делая вид, будто спешит на помощь, шествовала национальная гвардия. Река отделяла порядок от анархии. Уверяют, будто один даровитый человек полюбопытствовал взглянуть на эту картину и, увидев, как плывут по Сене ризы и книги, сказал: «Какая досада, что туда не швырнули и архиепископа!» Вещие слова, ибо как в самом деле должно быть забавно утопить в реке архиепископа; ничто так сильно не приближает к свободе и просвещению! Мы, древние свидетели древних событий, почитаем своим долгом сообщить вам, что нынешние происшествия — всего-навсего бледные и жалкие подражания. Инстинкт еще влечет вас к революции, но вам уже недостает мощи; вы способны преступить закон лишь в воображении; вы хотели бы сотворить зло, но в сердце вашем мало отваги, а в руках — мало мощи; вы еще узрите убийства, но не станете браться за них сами. Если вы желаете Июльской революции величия, постарайтесь, чтобы г‑н Каде де Гассикур не оставался ее реальным героем, а Майе[331] — героем идеальным.

3. Моя брошюра «О Реставрации и выборной монархии»

Париж, конец марта 1831

Я был далек от истины, когда полагал, что по окончании июльских событий заживу спокойно. Свержение трех монархов вынудило меня объясниться с палатой пэров; не мог я обойти молчанием и изгнание этих трех королей из Франции. С другой стороны, газеты Филиппа спрашивали меня, отчего я отказываюсь служить революции, освятившей принципы, которые я отстаивал и прославлял: мне пришлось взять слово, дабы рассказать и о всеобщих истинах, и о том, что касалось только одного меня. Отрывок из небольшой, обреченной на забвение брошюры «О Реставрации и выборной монархии» продолжит повествование обо мне и моем времени: