Я рассказал королю о выборах и о желании роялистов узнать его волю. Король отвечал: «Я не могу сказать человеку: „Принесите клятву, противную вашей совести“. Те, кто считают своим долгом принести такую клятву, руководствуются, спору нет, благими намерениями. Я, друг мой, отношусь к людям без предубеждения; мне не важно, что они делали в прошлом, если нынче они искренно хотят служить Франции и законной монархии. Республиканцы написали мне в Эдинбург; что до их личных притязаний, я готов был удовлетворить их все до единого, но они хотели навязать мне условия правления — их я отверг. Я никогда не поступлюсь принципами; я хочу оставить моему внуку трон более прочный, нежели мой собственный. Обрели ли французы сегодня больше счастья и свободы, чем во времена моего правления? Платят ли они меньше налогов? Франция — просто дойная корова! Если бы я позволил себе четверть того, что позволяет себе г‑н герцог Орлеанский, какой поднялся бы шум! Сколько проклятий обрушилось бы на мою голову! Заговорщики готовились свергнуть меня, они в этом признались: я хотел защитить себя…»
Король остановился, словно запутавшись в одолевающих его мыслях и боясь обидеть меня.
Все это верно, но что понимал Карл X под
Видя его мягкосердечие, это христианское смирение изгнанного и оклеветанного короля, я не мог сдержать слез. Я хотел сказать несколько слов о Луи-Филиппе. «Ах! — отвечал король.— Герцог Орлеанский… он рассудил… чего вы хотите?.. Таковы люди». Ни одного горького слова, ни одного упрека, ни одной жалобы не проронил трижды изгнанный старец. А ведь рука француза отрубила голову его брату и вонзила кинжал в сердце его сына[372]
; как забыть деяния этой руки, не знавшей пощады!Я от всего сердца и с нескрываемым волнением похвалил короля. Я спросил, не собирается ли он прекратить все тайные сношения, дать отставку всем комиссарам, вот уже сорок лет обманывающим законную монархию. Король заверил меня, что решил положить конец этим беспомощным дрязгам; он уже избрал, сказал он, несколько серьезных людей, в том числе и меня, чтобы составить во Франции своего рода совет, который бы осведомлял его об истинном положении дел. Подробности мне предстояло узнать от г‑на де Блакаса. Я попросил Карла X, чтобы он собрал своих людей и выслушал меня вместе с ними; он отослал меня к г‑ну де Блакасу.
Я заговорил с королем о совершеннолетии Генриха V; я убеждал его, что в эту пору полезно будет выступить с декларацией. Король, который внутренне противился этому решению, предложил мне сочинить образец таковой. Я отвечал почтительно, но твердо, что никогда не стану составлять декларацию, под которой за именем короля не следовало бы мое собственное имя. Я не хотел принимать на себя ответственность за те изменения, которые могут внести в документ князь фон Меттерних и г‑н де Блакас.
Я изъяснил королю, что он находится слишком далеко от родины, что покуда весть о начавшейся в Париже революции дойдет до Праги, во Франции успеют свершиться еще два или три новых переворота. Король возразил, что император дал ему возможность избрать местом своего пребывания любое из австрийских владений, за исключением Ломбардского королевства. «Но, — продолжал Карл X, — все города Австрии, где можно жить, находятся приблизительно на одинаковом расстоянии от Франции: в Праге я не плачу за жилье, а в моем положении приходится быть расчетливым».
Благородный расчет для монарха, который в течение пяти лет получал на свои нужды по двадцать миллионов из государственной казны, не считая тех денег, что шли на содержание королевских резиденций; для монарха, который оставил Франции в наследство колонию Алжир и исконные владения Бурбонов, приносящие от 25 до 30 миллионов дохода!
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное