При жизни Наполеона особенную ненависть навлекла на него страсть принижать все и вся: заняв город, он разом упразднял монархию и восстанавливал в правах двух-трех комедиантов, пародируя всемогущего Господа, пекущегося и об огромном мире, и о крохотном муравье. Ему мало было разрушить империю, он еще и оскорблял женщину *; ему нравилось попирать достоинство тех, над кем он одержал победу; в особенности же стремился он смешать с грязью и побольнее ранить тех, кто осмеливался оказать ему сопротивление. Надменность его равнялась его удачливости; он полагал, что чем сильнее унизит других, тем выше поднимется сам. Ревнуя к успехам своих генералов, он бранил их за свои собственные ошибки, ибо себя считал непогрешимым. Хулитель чужих достоинств, он сурово упрекал помощников за каждый неверный шаг. Он ни за что не произнес бы тех слов, какие сказал Людовик XIV маршалу де Вильруа после поражения при Рамийи *: «Г‑н маршал, в нашем возрасте людям редко сопутствует удача». Наполеону неведомо было это трогательное великодушие. Век Людовика XIV был созданием Людовика Великого: Бонапарт создал свой век.
История императора, искаженная лживыми преданиями, сделается еще более лживой по вине состояния, в каком пребывало общество при Империи* Если история революции пишется в пору, когда печать свободна, она раскрывает подноготную событий, ибо каждый рассказывает о том, что видел: мы хорошо знаем эпоху Кромвеля, потому что каждый открыто говорил Протектору, что он думает о его деяниях и его личности. Во Франции истина иной раз являлась на свет даже при республике, несмотря на неумолимую цензуру, палачей; ни одна партия не задерживалась у власти надолго, и противники, свалившие ее, открывали миру то, что таили их предшественники: от эшафота до эшафота, от одной отрубленной головы до другой люди были свободны. Но когда власть захватил Бонапарт, когда его прислужники надолго заткнули рот мысли и французы перестали слышать что-либо, кроме голоса деспота, восхваляющего самого себя и не позволяющего говорить ни о чем другом, истина покинула нас.
Так называемые подлинные документы той эпохи недостоверны; в то время? ничто, ни книги, ни газеты, не публиковалось без разрешения властителя; Бонапарт просматривал статьи для «Монитёра», префекты его слали из разных концов страны донесения, поздравления и славословия, соответствующие письменным указаниям парижских властей и условленным мнениям, которые были решительно противоположны действительному мнению общества. Попробуйте написать историю на основании подобных документов! Ссылаясь в своих беспристрастных штудиях на подлинные свидетельства, вы будете подтверждать ложь ложью.
Если же кто-то усомнится в том, что обман царил повсюду, если люди, не жившие при Империи, будут упорно продолжать верить тому, о чем прочтут в печатных источниках, или даже тому, что им удастся разыскать в министерских архивах, достаточно будет привести неопровержимое свидетельство — мнение
Жизнь Бонапарта — бесспорная истина, которую взялась описывать ложь.
6.
Характер Бонапарта
Характер Наполеона извратили чудовищная гордыня и беспрестанное притворство. К чему было ему преувеличивать свое могущество в пору, когда он повелевал миром и сам Бог войны даровал ему свою колесницу, которою двигал
В жилах его текла итальянская кровь; понять его натуру было непросто: великих людей на земле так мало, что, к несчастью, им не с кого брать пример, кроме как с самих себя. Разом модель и портрет, подлинное лицо и изображающий его актер, Наполеон играл самого себя; он не чувствовал бы себя героем, не облачившись в одежды героя. Странная эта слабость сообщает удивительной правде его жизни нечто лживое и двусмысленное; опасаешься принять царя царей за Росция либо Росция за царя царей.
Черты характера Наполеона были представлены в газетах, брошюрах, стихах и даже песнях, также проникнутых имперским духом, в столь ложном свете, что узнать их решительно невозможно. Все поступки, приписанные Бонапарту в трогательных анекдотах про
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное