Замогильные записки Пикквикского клуба

"Черезъ нѣсколько вечеровъ оборванный мальчишка опустилъ въ мою руку грязный лоскутокъ бумаги, гдѣ было нацарапано нѣсколько словъ карандашомъ, изъ которыхъ явствовало, что герой мой опасно боленъ, и что онъ, во имя человѣколюбія и дружбы, покорнѣйше проситъ меня навѣстить его послѣ спектакля, въ такой-то улицѣ — я забылъ ея имя — недалеко, впрочемъ, отъ нашего театра. Я велѣлъ сказать, что приду, и въ самомъ дѣлѣ, лишь-только опустили занавѣсъ, я отправился на свой печальный визитъ.

"Было поздно, потому что я игралъ въ послѣдней пьесѣ, и спектакль вообще тянулся очень долго вслѣдствіе бенефиса въ пользу главнаго актера. Была темная холодная ночь. Сырой и пронзительный вѣтеръ подгонялъ къ окнамъ и фасадамъ домовъ крупныя капли проливного дождя. Въ глухихъ и тѣсныхъ улицахъ накопились цѣлыя лужи, и какъ вѣтеръ загасилъ большую часть фонарей, то прогулка сдѣлалась въ самой высокой степени неудобною и опасною. Къ счастью, однакожъ, я пошелъ по прямой дорогѣ, и послѣ нѣкоторыхъ затрудненій мнѣ удалось отыскать квартиру моего героя — угольный сарай съ надстройкой въ родѣ чердака: въ задней комнатѣ этого жилища лежалъ предметъ моего печальнаго визита.

"На лѣстницѣ встрѣтила меня какая-то женщина — оборванное и жалкое созданіе, съ сальнымъ огаркомъ въ рукѣ. Она сказала, что мужъ ея лежитъ въ забытьи, и, отворивъ дверь, спѣшила поставить для меня стулъ y его постели. Лицо его было обращено къ стѣнѣ, и онъ не могъ замѣтить моего прихода. Отъ нечего дѣлать, я принялся разсматривать мѣсто, куда завлекла меня судьба.

"Больной лежалъ на старой складной кровати, убиравшейся въ продолженіе дня. Вокругъ изголовья торчали лоскутья грязнаго занавѣса, сгруппированные для защиты отъ вѣтра, который, однакожъ, свободно дулъ по всей комнатѣ, пробираясь черезъ щели въ стѣнахъ и двери. Въ развалившемся каминѣ, за изломанной рѣшеткой, перегорали и хрустѣли остатки каменнаго угля, и передъ рѣшеткой былъ поставленъ старый круглый столъ съ пузырьками изъ аптеки, разбитымъ зеркаломъ, щеткой и другими статьями домашняго хозяйства. На полу, среди комнаты, валялся ребенокъ на приготовленной для него постели, и подлѣ, y изголовья, на трехножномъ стулѣ, сидѣла его мать. Справа на стѣнѣ утверждены были двѣ полки, гдѣ виднѣлись тарелки, чашки, блюдечки и двѣ пары театральныхъ башмаковъ. Внизу, подъ этой полкой, висѣли двѣ рапиры, арлекинская куртка и шапка. Вотъ все, что я могъ замѣтить въ этомъ странномъ жилищѣ, за исключеніемъ, впрочемъ, нѣсколькихъ узловъ съ лохмотьями, безпорядочно разбросанныхъ по угламъ комнаты.

"Долго я прислушивался къ тяжелому дыханію и лихорадочнымъ вздрагиваньямъ больного человѣка, прежде чѣмъ узналъ онъ о моемъ присутствіи. Наконецъ, въ безполезномъ усиліи отыскать спокойное мѣсто для своей головы, онъ перебросилъ черезъ постель свою руку, и она упала на мою. Онъ вздрогнулъ и устремилъ на меня блуждающій взоръ.

"— М-ръ Готли, Джонъ, — проговорила его жена, давая знать обо мнѣ,- м-ръ Готли, за которымъ ты посылалъ сегодня. Забылъ развѣ?

"— А! — воскликнулъ больной, проводя рукою по лбу, — Готли… Готли… кто, бишь, это… дай Богъ память!

Казалось, черезъ нѣсколько секундъ воспоминанія его оживились и сознаніе воротилось. Онъ судорожно схватилъ мою руку и сказалъ:

"— Не оставляй меня, старый товарищъ, не оставляй. Она убьетъ меня, я знаю.

"— Давно онъ въ такомъ положеніи? — спросилъ я, обращаясь къ его плачущей женѣ.

"— Со вчерашней ночи, — отвѣчала она. — Джонъ, Джонъ! Развѣ ты не узнаешь меня?

"— Не пускай ее ко мнѣ! — вскричалъ больной, судорожно вздрагивая, когда она хотѣла склонить надъ нимъ свою голову. — Прогони ее, ради Бога! Мнѣ тошно ее видѣть.

"Онъ дико вытаращилъ на нее глаза, исполненные тревожныхъ опасеній, и принялся шептать мнѣ на ухо:

"— Я билъ ее, Яковъ, жестоко билъ вчера и третьяго дня, часто билъ. Я морилъ ихъ голодомъ и холодомъ — ее и ребенка: теперь я слабъ и беззащитенъ… Яковъ, она убьетъ меня, я знаю. Какъ она плакала, когда я ее билъ! О, еслибъ ты видѣлъ, какъ она плакала! Прогони ее, сдѣлай милость.

"Онъ выпустилъ мою руку и въ изнеможеніи упалъ на подушку.

"Я совершенно понялъ, что все это значило. Если бы еще оставались какія нибудь сомнѣнія въ моей душѣ, одинъ взглядъ на блѣдное лицо и костлявыя формы женщины могъ бы удовлетворительнымъ образомъ объяснить настоящій ходъ этого дѣла.

"- Вамъ лучше отойти, я полагаю, — сказалъ я, обращаясь къ жалкому созданію. — Вы не можете принести пользы вашему супругу. Вѣроятно, онъ успокоится, если не будетъ васъ видѣть.

"Бѣдная женщина отошла отъ своего мужа. Черезъ нѣсколько секундъ онъ открылъ глаза и съ безпокойствомъ началъ осматриваться вокругъ себя.

"— Ушла ли она? — спросилъ онъ съ нетерпѣніемъ.

"— Да, да, — сказалъ я, — тебѣ нечего бояться.