Замогильные записки Пикквикского клуба

— Ничего нѣтъ страннаго, — отвѣчалъ Поттъ, положивъ одну руку на колѣно м-ра Пикквика и бросая вокругъ себя многозначительную улыбку. — Разумѣется, вы не найдете тамъ отдѣльнаго трактата о метафизическихъ воззрѣніяхъ китайцевъ, за то сыщете статью о метафизикѣ подъ буквой М. и статью о Китаѣ подъ буквой К. Все это надобно сравнить, сличить, взвѣсить, сообразить и переварить въ горнилѣ чистаго, абсолютнаго размышленія, и все это, дѣйствительно, подъ моимъ непосредственнымъ наблюденіемъ и руководствомъ, сдѣлалъ мой неутомимый сотрудникъ. Дѣло мастера боится, м-ръ Пикквикъ.

И при этихъ ученыхъ соображеніяхъ физіономія м-ра Потта приняла такое всеобъемлющее выраженіе необыкновенной мудрости, что м-ръ Пикквикъ не осмѣливался возобновить разговора въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ, и уже не прежде, какъ черты журналиста разгладились до степени обыкновеннаго джентльмена, онъ возобновилъ бесѣду такимъ образомъ:

— Позволительно-ли спросить, какой великій предметъ завлекъ васъ въ эту сторону, столько отдаленную отъ постояннаго поприща вашихъ дѣйствій?

— Этотъ великій предметъ, сэръ, — благо моего отечества, — отвѣчалъ м-ръ Поттъ съ кроткою улыбкой, — то самое благо, которое обыкновенно вдохновляетъ и одушевляетъ меня при всѣхъ этихъ гигантскихъ трудахъ.

— Вѣроятно, вы имѣете какое-нибудь важное порученіе отъ вашего общества? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Да, сэръ, вы угадали, — отвѣчалъ Поттъ и, наклоняясь къ уху м-ра Пикквика, прибавилъ таинственнымъ шопотомъ, — Желтые завтра вечеромъ даютъ балъ въ Бирмингемѣ.

— Неужели!

— Да, сэръ, балъ и ужинъ!

— Возможно-ли это?

— Очень возможно, если я вамъ говорю.

Но, несмотря на необычайное изумленіе при этой оглушительной вѣсти, м-ръ Пикквикъ, почти незнакомый съ мѣстною политикою, не могъ составить ни малѣйшаго понятія о важности желтыхъ замысловъ и желтыхъ плановъ, имѣвшихъ отношеніе къ этому политическому балу. Замѣтивъ это обстоятельство, м-ръ Поттъ вынулъ изъ кармана послѣдній нумеръ "Итансвилльской синицы" и для общаго назиданія громогласно прочиталъ слѣдующій параграфъ.

"Послѣднее пронырство желтой сволочи".

"Одинъ изъ нашихъ соотечественниковъ, олицетворяющій въ себѣ гнусную и пресмыкающуюся гадину, отрыгнулъ недавно змѣиный ядъ безсильнаго бѣшенства и злобы противъ знаменитаго и славнаго представителя нашего въ парламентѣ, достопочтеннаго м-ра Сломки, — того самаго Сломки, о которомъ мы предсказали въ свое время, — и кто не видитъ, что предсказаніе наше оправдалось и сбылось блистательнѣйшимъ образомъ, — что онъ сдѣлается украшеніемъ и честью своей націи, ея защитникомъ и могущественной опорой во всѣхъ начинаніяхъ, клонящихся къ общественному благу. И что же? Этотъ змѣевидный соотечественникъ, говоримъ мы, позволилъ себѣ издѣваться по поводу издержекъ, употребленныхъ на покупку великолѣпной угольницы изъ чистаго серебра, которую благодарные сограждане вознамѣрились поднести своему достойнѣйшему сочлену. Отринувъ всякій стыдъ и совѣсть, этотъ безымянный извергъ, готовый кощунствовать надъ всякими благороднѣйшими движеніями сердца, вздумалъ съ безпримѣрною дерзостью увѣрять, будто достопочтенный м-ръ Сломки самъ, черезъ одного изъ пріятелей своего домоуправителя, подписалъ на три четверти всей суммы, какой долженъ былъ стоить этотъ вышеозначенный подарокъ. Жалкая тварь! Неужели, спрашиваемъ мы, не видитъ этотъ пресмыкающійся гадъ, что, предположивъ даже дѣйствительность этого факта, достопочтенный м-ръ Сломки выставляется еще въ болѣе выгодномъ и блистательнѣйшемъ свѣтѣ, если только это возможно? Думаетъ-ли онъ, что этотъ великодушный поступокъ въ состояніи отвратить отъ него умы и сердца благородныхъ согражданъ, если только они не хуже какихъ-нибудь свиней, или, другими словами, не столь низки и презрѣнны, какъ этотъ гнусный извергъ?… Но это еще не все: желтая сволочь, продолжая свои интриги, думаетъ на этихъ дняхъ прибѣгнуть къ самому отчаянному пронырству, какое только когда-либо рождалось въ узколобыхъ головахъ. Утверждаемъ смѣло и рѣшительно, что въ настоящую минуту совершаются скрытымъ и тайнымъ образомъ приготовленія къ желтому балу, и этотъ балъ данъ будетъ въ желтомъ городѣ, въ самомъ центрѣ, или, правильнѣе, въ самомъ гнѣздѣ желтаго народонаселенія, которое на этотъ случай избираетъ желтаго церемоніймейстера, приглашаетъ четырехъ ультражелтыхъ членовъ изъ парламента и заготовляетъ для входа только желтые билеты! Но… ожидаетъ-ли этого безстыдный соотечественникъ? Пусть онъ томится и крушитъ себя въ безсильной злобѣ, когда перо наше начертываетъ эти слова: "Мы будемъ тамъ!"

— Будемъ и дадимъ себя знать, — сказалъ Потть, складывая газету и вытираясь платкомъ. — Вотъ, сэръ, цѣль моего путешествія. Понимаете?

— Понимаю, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.