Замогильные записки Пикквикского клуба

— Да посудите сами, сэръ, на что это похоже. Онъ знаетъ очень хорошо, что я этакъ, въ затруднительныхъ случаяхъ, бываю немножко застѣнчивъ на старости лѣтъ — и что-жъ? Онъ стоитъ себѣ, выпуча глаза, и не думаетъ выручать своего отца, a время-то все идетъ да идетъ. Вѣдь мы, сэръ, не комедію играемъ, и, дѣло извѣстное, y насъ всякая минута дорога. Нѣтъ, ты недобрый сынъ, Самуэль, — заключилъ м-ръ Уэллеръ, отирая потъ съ своего лба, — недобрый сынъ.

— Вѣдь ты сказалъ, что самъ будешь объясняться? — возразилъ Самуэль. — Почему мнѣ было знать, что ты станешь втупикъ при самомъ началѣ?

— Какъ почему? Ты видишь, что я сижу въ оврагѣ, такъ и вытащи меня: это твоя обязанность, Самми. Какой ты будешь сынъ, если откажешься навести на прямую дорогу своего отца.

— Дѣло вотъ въ чемъ, сэръ, — сказалъ Самуэль: — старикъ мой вынулъ изъ банка свои деньги.

— Очень хорошо, Самми, очень хорошо, — подхватилъ м-ръ Уэллеръ, кивая головой съ самодовольнымъ видомъ. — Забудь все, другъ мой Самми, все, что я тебѣ сказалъ. Очень хорошо. Такъ и слѣдуетъ начинать: безъ обиняковъ, прямо къ дѣлу. Отлично, хорошо, Самми.

И, проникнутый чувствомъ истиннаго наслажденія, старикъ неутомимо качалъ головою, изъявляя готовность выслушивать дальнѣйшія показанія сына.

— Вы можете говорить, Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, увидѣвшій теперь, что эта аудіенція, по всей вѣроятности, окончится не очень скоро.

Самуэль поклонился и сѣлъ. Старикъ устремилъ на него нетерпѣливые взоры.

— Отецъ мой, сэръ, получилъ въ наслѣдство чистыми деньгами пятьсотъ тридцать фунтовъ.

— Именно такъ: пятьсотъ тридцать фунтовъ чистоганомъ. Отваливай дальше, Самми!

— Послѣ продажи дома, мебели и всѣхъ вещей, принадлежавшихъ къ хозяйству его жены, онъ выручилъ еще значительную сумму, такъ что теперь весь капиталъ его простирается до тысячи ста восьмидесяти фунтовъ.

— Право? — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Очень радъ слышать это. Поздравляю васъ, м-ръ Уэллеръ.

— Погодите минуточку, сэръ, — сказалъ м-ръ Уэллерь, дѣлая нетерпѣливый жестъ. — Катай, Самми.

— Вотъ этотъ капиталъ, сэръ, ему бы хотѣлось пристроить куда-нибудь въ безопасное мѣсто, и я въ свою очередь совѣтую ему не оставлять этихъ денегъ y себя, потому что, въ противномъ случаѣ, онъ станетъ барышничать, кутить, давать взаймы, и все разсоритъ въ самое короткое время, и самъ превратится потомъ въ египетскую мумію. Ужъ я его знаю, сэръ.

— Очень хорошо, Самми, — замѣтилъ м-ръ Уэллеръ одобрительнымъ тономъ, какъ будто сынъ его читалъ ему великолѣпный панегирикъ. — Очень хорошо.

— По этой-то причинѣ, сэръ, онъ, по моему совѣту, пришелъ къ вамъ сегодня за тѣмъ, чтобы…

— Я пришелъ къ вамъ, сэръ, сказать, что эти деньги совсѣмъ не нужны мнѣ,- подхватилъ м-ръ Уэллеръ нетерпѣливымъ тономъ. — Я буду переѣзжать съ одной станціи на другую, и мнѣ бы пришлось засунуть ихъ въ какой-нибудь ящикъ или держать подъ козлами, a это, согласитесь сами, плохая штука. Я буду вамъ премного обязанъ, сэръ, если вы прибережете этотъ капиталъ. Оно можетъ быть и кстати, сэръ, — продолжалъ м-ръ Уэллеръ шопотомъ, наклонившись къ уху м-ра Пикквика: — вы поиздержались въ послѣднее время на эти судебныя кляузы, такъ оно и пригодится. Я скажу только одно: располагайте этими деньжонками, какъ вамъ угодно, до тѣхъ поръ, пока я не потребую ихъ обратно.

Съ этими словами м-ръ Уэллеръ бросилъ свой засаленный бумажникъ на столъ, схватилъ шляпу и выбѣжалъ изъ комнаты съ замѣчательною скоростью, какой никакъ нельзя было ожидать отъ престарѣлаго и тучнаго джентльмена.

— Остановите его, Самуэль! — вскричалъ м-ръ Пикквикъ. — Догоните, приведите его назадъ. Эй, м-ръ Уэллеръ! Воротитесь!

Исполняя приказаніе господина, Самуэль схватилъ отца своего за руку, когда тотъ спускался съ лѣстницы, и насильно притащилъ его назадъ.

— Добрый мой другъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, подавая руку старому джентльмену, — ваша честная довѣренность изумляетъ меня въ высшей степени.

Старикъ нахмурился и запыхтѣлъ.

— Увѣряю васъ, добрый другъ мой, — продолжалъ м-ръ Пикквикъ, — что я не имѣю ни малѣйшей нужды въ деньгахъ. У меня ихъ больше чѣмъ сколько можетъ израсходовать на свои потребности человѣкъ въ мои лѣта.

— Охъ, сэръ, не сдѣлавъ прежде опыта, никто не можетъ сказать заранѣе, сколько онъ можетъ израсходовать, — замѣтилъ м-ръ Уэллеръ.

— Очень можетъ быть; но я не намѣренъ дѣлать такихъ опытовъ и, стало быть, могу заранѣе сказать, что не буду нуждаться въ деньгахъ. Прошу васъ взять ихъ назадъ, м-ръ Уэллеръ.

— Извольте, сэръ, извольте; только ужъ ты замѣтъ, Самуэль, что отецъ твой, съ этой собственностью, рѣшится на отчаянный поступокъ, — помяни мое слово.

— На какой, напримѣръ?

М-ръ Уэллеръ подумалъ съ минуту и, потомъ, застегивая сюртукъ, съ великою рѣшимостью сказалъ:

— Буду содержать заставу.

— Что? — спросилъ Самуэль.

— Шоссейную заставу, сынъ мой, и ужъ ты прощайся заранѣе съ своимъ отцомъ. Я проведу остатокъ дней своихъ на шоссейной заставѣ — вотъ что! Поминай меня, какъ звали.