Читаем Замогильные записки Пикквикского клуба полностью

Незнакомецъ между тѣмъ кушалъ, пилъ и говорилъ безпрестанно. При каждомъ ловкомъ ударѣ онъ выражалъ свое одобреніе и удовольствіе снисходительнымъ и покровительственнымъ тономъ; при каждомъ промахѣ дѣлалъ гримасы и грозные жесты, сопровождаемые восклицаніями: "ахъ, глупо… оселъ… ротозѣй… фи… срамъ! " Такіе рѣшительные отзывы не преминули утвердить за нимъ славу совершеннѣйшаго знатока и безошибочнаго судьи всѣхъ эволюцій благородной игры въ криккетъ.

— Игра на славу… экзерсиціи первѣйшаго сорта… были удары мастерскіе, — говорилъ незнакомецъ, когда обѣ партіи сгрупировались въ палаткѣ, послѣ окончанія игры.

— A вы, сэръ, играли когда-нибудь? — спросилъ Уардль, котораго начинали забавлять энергичныя выходки загадочнаго джентльмена.

— Игралъ ли? Фи!.. двѣсти тысячъ разъ… не здѣсь только… въ Вестъ-Индіи.

— Какъ? Вы были и въ Вестъ-Индіи?

— Былъ… по всѣмъ краямъ… во всѣхъ частяхъ свѣта… Въ Австраліи три года.

— Но въ Вестъ-Индіи должно быть очень жарко, — замѣтилъ м-ръ Пикквикъ, — тамошній климатъ неудобенъ для криккетистовъ.

— Все палитъ — печетъ — жжетъ — томитъ — нестерпимо! Разъ большое пари… одинъ уиккетъ… пріятель мой, полковникъ… сэръ Томасъ Блазо… бросать шары… я отбивать… Началось рано утромъ. Шести туземцамъ поручено дѣлать переходы… утомились… повалились безъ чувствъ… всѣ до одного… Блазо все кидалъ… держали его два туземца… усталъ, выбился изъ силъ… я отражалъ… ни одного промаха… Блазо упалъ. Его смѣнилъ Кванко Самба… солнце запекло… шаръ въ пузыряхъ… пятьсотъ семьдесятъ перебѣговъ… Усталъ и я… немного… Кванко не уступалъ… побѣдить или умереть… наконецъ я промахнулся… покончили… искупался, освѣжился… ничего… пошелъ обѣдать.

— Что-жъ сталось съ этимъ джентльменомъ… какъ бишь его? — спросилъ Уардль.

— Блазо?

— Нѣтъ, съ другимъ.

— Кванко Самба?

— Да.

— Погибъ на повалъ… никогда не могъ оправиться… Бѣдный Кванко… умеръ… Печальный элементъ.

Здѣсь незнакомецъ приставилъ къ своимъ устамъ пивную кружку, вѣроятно для того, чтобъ скрыть отъ взоровъ публики взволнованныя чувства, вызванныя свѣжимъ воспоминаніемъ трагическаго событія: затѣмъ онъ пріостановился, перевелъ духъ и съ безпокойствомъ началъ озираться вокругъ, когда главнѣйшіе криккетисты изъ Дингли-Делль подошли къ м-ру Пикквику и сказали:

— Мы намѣрены, сэръ, покончить нынѣшній день скромнымъ обѣдомъ въ трактирѣ "Голубого Льва", смѣемъ надѣяться, что вы и ваши друзья не откажетесь почтить своимъ присутствіемъ…

— Само собою разумѣется, — прервалъ м-ръ Уардль, — къ числу нашихъ друзей принадлежитъ также м-ръ…

И онъ съ вопросительнымъ видомъ взглянулъ на незнакомца, который не замедлилъ дать полный и удовлетворительный отвѣтъ:

— Джингль, сэръ, Алфредъ Джингль, эсквайръ — безпомѣстный и бездомный эсквайръ, сэръ.

— Съ удовольствіемъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ;- мнѣ будетъ очень пріятно.

— И мнѣ,- сказалъ м-ръ Алфредъ Джингль, подавая одну руку м-ру Пикквику, другую — м-ру Уардлю, и говоря потомъ втихомолку на ухо перваго джентльмена: — обѣдъ превосходный… заглядывалъ сегодня въ кухню… куры, дичь, пироги — деликатесъ! Молодые люди хорошаго тона… народъ веселый, разбитной — отлично!

Такъ какъ предварительныя распоряженія были приведены заранѣе къ вожделѣнному концу, то вся компанія, раздѣленная на маленькія группы, поворотила изъ палатокъ на главную улицу Моггльтона, и черезъ четверть часа господа криккетисты съ своими гостями уже засѣдали въ большой залѣ "Голубого Льва" подъ предсѣдательствомъ м-ра Домкинса, и товарища его, вице-президента Лоффи.

Дружно поднялся за огромнымъ столомъ говоръ веселыхъ гостей, дружно застучали ножи, вилки и тарелки, хлопотливо забѣгали взадъ и впередъ расторопные офиціанты, и быстро стали исчезать, одно за другимъ, лакомыя блюда. М-ръ Джингль кушалъ, пилъ, говорилъ, веселился и шумѣлъ одинъ за четверыхъ. Когда всѣ и каждый насытились вдоволь, скатерть была снята и на столѣ явились въ симметрическомъ порядкѣ бутылки, рюмки и бокалы. Офиціанты удалились въ буфетъ и кухню разсуждать, вмѣстѣ съ поваромъ объ остаткахъ торжественнаго обѣда.

Наступили минуты сердечныхъ изліяній и общаго восторга. Среди одушевленнаго говора безмолвствовалъ только одинъ маленькій джентльменъ съ длиннымъ носомъ и сверкающими глазами. Скрестивъ руки на груди, онъ путешествовалъ по залѣ медленными и ровными шагами, оглядываясь по временамъ вокругъ себя и откашливаясь съ какою-то необыкновенною энергіей выразительнаго свойства. Наконецъ, когда бесѣда приняла на минуту болѣе ровный и спокойный характеръ, маленькій джентльменъ провозгласилъ громко и торжественно:

— Господинъ вице-президентъ!

Среди наступившей тишины взоры всѣхъ и каждаго обратились на вице-президента. М-ръ Лоффи выступилъ впередъ и произнесъ торжественный отвѣтъ:

— Сэръ!

— Я желаю сказать вамъ нѣсколько словъ, сэръ: пусть почтенные джентльмены благоволятъ наполнить свои бокалы.

М-ръ Джингль сдѣлалъ выразительный жестъ и произнесъ энергическимъ тономъ:

— Слушайте, слушайте!

Когда бокалы наполнились искрометной влагой, вице-президентъ, принимая глубокомысленный видъ, сказалъ:

— М-ръ Степль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза