Читаем Замогильные записки Пикквикского клуба полностью

"Потребленіе табака въ этихъ городахъ, — продолжаетъ м-ръ Пикквикъ, — должно быть чрезвычайно велико, и табачный запахъ, распространяющійся по улицамъ, безъ сомнѣнія, весьма пріятенъ для особъ, привыкшихъ къ трубкѣ. Поверхностный наблюдатель сдѣлалъ бы, вѣроятно, презрительный отзывъ касательно грязи, которая тоже составляетъ здѣсь характеристическую принадлежность; но истинный философъ, привыкшій углубляться въ самую сущность вещей, увидитъ, конечно, въ этомъ обстоятельствѣ самое рѣзкое и поразительное доказательство торговли и промышленности, обусловливающей народное благосостояніе".

Ровно въ пять часовъ явился незнакомецъ, и съ его приходомъ начался обѣдъ. Дорожнаго узелка съ нимъ больше не было; но въ костюмѣ его не произошло никакихъ перемѣнъ. Говорилъ онъ съ такимъ же лаконическимъ краснорѣчіемъ, какъ прежде, и даже былъ, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, гораздо краснорѣчивѣе, хотя бесѣда его имѣла постоянно стенографическій характеръ.

— Что это? — спросилъ онъ, когда человѣкъ принесъ первое блюдо.

— Селедки, сэръ.

— Селедки, а! превосходная рыба! Отправляютъ въ Лондонъ цѣлыми бочками для публичныхъ обѣдовъ. Рюмку вина, сэръ?

— Съ большимъ удовольствіемъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

И незнакомецъ, съ необыкновенной быстротою, выпилъ рюмку сперва съ нимъ, потомъ другую съ м-ромъ Снодграсомъ, третью съ м-ромъ Топманомъ, четвертую съ м-ромъ Винкелемъ, и, наконецъ, — пятая рюмка залпомъ влилась въ его горло за здоровье всей компаніи.

— Что тутъ y васъ за суматоха? — спросилъ онъ, окончивъ эти вступительные тосты и обращаясь къ трактирному слугѣ. — Я видѣлъ на лѣстницахъ ковры, лампы, зеркала.

— Это, сударь, приготовленіе къ балу.

— Собраніе будетъ, а?

— Нѣтъ, сэръ. Это балъ въ пользу бѣдныхъ.

— Въ этомъ городѣ должно быть много прекрасныхъ женщинъ: какъ вы полагаете, сэръ? — спросилъ м-ръ Топманъ.

— Блистательныя красавицы… всякому извѣстно… Кентское графство этимъ и славится… яблоки, вишни, хмѣль и женщины! Рюмку вина, сэръ?

— Съ большимъ удовольствіемъ, — отвѣчалъ м-ръ Топманъ.

Незнакомецъ залпомъ опорожнилъ рюмку.

— Мнѣ бы очень хотѣлось идти на балъ, — сказалъ м-ръ Топманъ.

— Билетъ, сэръ, можно получить въ буфетѣ за полугинею, — сказалъ услужливый лакей.

М-ръ Топманъ опять выразилъ живѣйшее желаніе присутствовать на филантропическомъ балѣ; но, не встрѣтивъ никакого сочувствія въ отуманенныхъ взорахъ господъ Пикквика и Снодграса, обратился съ нѣкоторою горячностью къ портвейну и десерту, который только что поставили на столъ. Лакей ушелъ, и путешественники остались одни, имѣя въ виду пріятную перспективу послѣобѣденной дружеской бесѣды.

— Прошу извинить, — сказалъ незнакомецъ. — Погода сегодня демонски жаркая… передайте-ка сюда эту непочатую бутылку.

Незнакомецъ сряду выпилъ нѣсколько рюмокъ за здравіе всѣхъ вообще и каждаго порознь. Наступили веселыя минуты. Гость говорилъ безъ умолку, и пикквикисты слушали съ неутомимымъ вниманіемъ. М-ръ Топманъ съ каждой минутой больше и больше распалялся желаніемъ присутствовать на балѣ. Физіономія м-ра Пикквика пылала выраженіемъ всеобщей филантропіи; м-ръ Винкель и м-ръ Снодграсъ чувствовали сильную наклонность ко сну.

— Эге, ужъ начинаютъ! — воскликнулъ незнакомецъ. — Публика собирается… скрипки настраиваются… арфа звучитъ… балъ въ разгарѣ.

Въ самомъ дѣлѣ, черезъ нѣсколько минутъ звуки оркестра возвѣстили начало первой кадрили.

— Охъ, какъ бы мнѣ хотѣлось идти! — сказалъ опять м-ръ Топманъ.

— Да и мнѣ,- сказалъ незнакомецъ, — чортъ побери… проклятая поклажа… тюки, вьюки… непріятная пересылка водой… сиди тутъ — не въ чемъ идти… странно, странно!

Должно теперь замѣтить, что любовь къ ближнему во всѣхъ возможныхъ проявленіяхъ и видахъ была первою заповѣдью для пикквикистовъ, и никто изъ нихъ не отличался столько ревностнымъ исполненіемъ этой заповѣди, какъ м-ръ Треси Топманъ. Въ дѣловые отчеты клуба внесено множество случаевъ, свидѣтельствующихъ неоспоримымъ образомъ, что этотъ джентльменъ былъ до невѣроятности добръ и милосердъ къ своимъ ближнимъ.

— Мнѣ было бы очень пріятно, — сказалъ м-ръ Треси Топманъ, — снабдить васъ приличнымъ костюмомъ; но вы слишкомъ тонки, между тѣмъ какъ я…

— Толстъ какъ дистиллированный Бахусъ, э? Ха, ха, ха! Подайте-ка сюда бутылку.

Былъ ли м-ръ Топманъ приведенъ въ справедливое негодованіе при этомъ слишкомъ вольномъ и даже, такъ сказать, дерзкомъ тонѣ, съ какимъ незнакомецъ, безъ всякихъ предварительныхъ церемоній, потребовалъ къ себѣ вино, или, быть можетъ, онъ оскорбился весьма неприличнымъ сравненіемъ своей, особы съ дистиллированнымъ Бахусомъ, — утвердительно сказать нельзя ни того, ни другого. Онъ передалъ вино, кашлянулъ два раза, и бросилъ на незнакомца суровый взглядъ, давая ему замѣтить неумѣстность его поведенія: оказалось, однакожъ, что веселый гость сохранилъ совершенное спокойствіе духа подъ вліяніемъ этого испытующаго взгляда, и м-ръ Топманъ, убѣжденный въ его невинности, мгновенно перемѣнилъ гнѣвъ на милость. Онъ продолжалъ:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза