Замок

К. зачитал письмо Кламма, присовокупив к нему несколько слов от себя. И опять у него возникло чувство необыкновенной легкости общения с властями. Казалось, они готовы взять на себя буквально любую обузу, на них все можно переложить, а самому без забот без хлопот гулять припеваючи. Со своей стороны староста, как будто смутно угадав мысли К., беспокойно заворочался в постели. Потом наконец заговорил:

— Я, господин землемер, как вы, должно быть, успели заметить, о деле этом и раньше знал. А что сам ничего не предпринял, так то, во-первых, по причине болезни, а еще потому, что вы долго не приходили, вот я и подумал, может, у вас надобность отпала. Но уж теперь, коли вы так любезны сами меня навестить, я вынужден открыть вам всю весьма неприятную правду. Вы, как сами говорите, приняты землемером, но, к сожалению, землемер нам не нужен. У нас нет для него никакой, ну просто ни малейшей работы. Межи наших мелких наделов давно размечены, все занесено в реестры, смена владельцев происходит редко, а разногласия по спорным межам и участкам мы улаживаем сами. Зачем нам, спрашивается, землемер?

Где-то в глубине души, правда не успев как следует об этом подумать, К. нечто подобное и ожидал услышать. [Он ведь уже начинал понемногу осваиваться с аппаратом власти, уже учился играть на этом тонком, настроенном на вечное равновесие инструменте. В сущности, все искусство заключалось в том, чтобы, ничего не делая, заставить аппарат работать самому, а именно — понудить его к работе одной только неустранимой силой своей земной тяжести, своего бездеятельного, но неотступного присутствия.] Именно потому он и не замедлил с ответом:

— Я чрезвычайно поражен. Это опрокидывает все мои расчеты. Остается надеяться, что тут какое-то недоразумение.

— К сожалению, нет, — проговорил староста. — Все так, как я сказал.

— Но как такое возможно! — воскликнул К. — Не для того же я проделал бесконечное путешествие, чтобы меня тотчас спровадили обратно!

— Это уже другой вопрос, — сказал староста, — и не мне его решать, а вот как подобное недоразумение могло произойти, это я вам объяснить могу. В канцеляриях столь огромных, как графская, иной раз вполне может случиться, что один отдел распорядится произвести одно, а другой, ничего о том не ведая, напротив, совсем другое, вышестоящий же контроль за их распоряжениями работает хотя и чрезвычайно тщательно, но как раз из-за тщательности, по самой природе своей, нередко запаздывает, тогда-то и возникают подобные мелкие неурядицы. Разумеется, это всегда только пустяки, сущие мелочи, вроде вашего случая в серьезных-то делах мне еще ни разу об ошибках слышать не доводилось, однако и мелочи тоже бывают достаточно досадны. Что же до вашего случая, то, не утаивая от вас никаких служебных секретов, — не настолько уж я чиновник, я крестьянином был, крестьянином и останусь, — я расскажу вам все, как было, начистоту. Давным-давно, я тогда еще только несколько месяцев старостой был, пришел указ, уж не помню теперь, от какого отдела, в котором в свойственном тамошним господам непререкаемом тоне сообщалось, что, дескать, вызван землемер и нашей общине предписывается держать наготове все необходимые для его работы чертежи и реестры. Указ этот, разумеется, к вам никакого отношения иметь не мог, потому как это много лет назад было, я бы даже и не вспомнил о нем, кабы не слег, в постели, знаете ли, и не о такой ерунде начинаешь думать. Мицци, — сказал он вдруг, внезапно прерывая свой рассказ и обращаясь к жене, которая все еще сновала по комнате в тихом ажиотаже совершенно непонятной стороннему человеку деятельности, — пожалуйста, глянь там в шкафу, может, ты и найдешь указ. Это еще с первых времен моей службы, — пояснил он для К., — я тогда каждую бумажку норовил сохранить.

Жена открыла шкаф, К. и староста за ней наблюдали. Шкаф был забит доверху, едва распахнулись дверцы, из него тут же вывалились две огромные бумажные кипы, туго, как вязанки дров, перехваченные вкруговую бечевкой; женщина испуганно отпрянула.

— Где-то внизу он должен быть, внизу, — не унимался староста, из постели продолжая руководить поисками.

Жена, охапками сгребая бумаги, послушно выбрасывала из шкафа все подряд, лишь бы добраться до нижних папок. Вскоре бумагами было завалено уже полкомнаты.

— Да, большая работа проделана, — сказал староста, задумчиво кивая. — И это лишь малая часть. Основную-то массу я в сарае храню, а еще больше, по правде сказать, просто потерялось. Да разве такую прорву сохранишь! В сарае, правда, этого добра еще много. Ну, так найдешь ты указ или нет? — нетерпеливо обратился он к жене. — Ты ищи папку, на которой синим подчеркнуто слово «землемер».