Замок

— Не только, но я действительно подумал о нем. В любом процессе всегда есть много промежуточных звеньев. Из них и состоит род людской. А крайние точки очень редки. Хотя они и составляют наибольшую ценность. Чего-то я уже притомился позировать.

— Осталось не так уж и много. Ну, наберись терпения. Зато портрет — это же на века. По нему о тебе будут судить и через тысячу лет.

— Тогда наберусь. Ты права, Эмма, тысячу лет пройдет, как одно мгновение. Зрители будут смотреть на мой портрет, и разгадывать загадку забытого всеми человека. У меня был период в жизни, когда я ходил по музеям, разглядывал понравившиеся мне лица и пытался по ним составить нечто вроде сценария жизни изображенных на холсте. Это было довольно увлекательное и поучительное занятие.

— А сейчас ты этим не занимаешься?

— Давно прекратил. В какой-то момент вдруг стало неинтересно.

— Почему?

— Появились другие темы для исследований. А может, еще потому что испугался.

— И чего?

— Я был молод, и меня вдруг ужаснула та бездна, в которой сгинули все эти люди. Я тогда вдруг подумал, что если все это так, что если от всех нас остаются одни портреты, а от многих нет даже их, к чему вообще все? Меня тогда испугала мысль: сколько же безыменных людей навечно сгинули, от которых не осталось никаких воспоминаний. Они прожили жизнь — и ничего, словно бы их и не было. В этом было что-то кошмарное. Это какая-то бесконечная биомасса, которая постоянно воспроизводится и исчезает. И поди разгадай смысл этого процесса.

— Ты мне никогда не рассказывал об этом эпизоде. Как же ты справился с этими ощущениями?

— Никак, жизнь намного мудрей самого мудрого человека. Она ввергал меня в свой водоворот. Вскоре я познакомился с Настей, влюбился, у нас был замечательный секс. И мне стало глубоко наплевать на то, что когда-нибудь обо мне полностью сотрется память потомков. Мне было хорошо в настоящем, и это примеряло меня и прошлым и с будущим. На какое-то время я просто перестал об этом размышлять.

— Но ведь затем эта эйфория прошла. Когда мы с тобой встретились, ты был уже другим. По крайней мере, лично я в тебе ничего подобного тогда не чувствовала.

— Прошла не только эйфория, но и развеялся этот вселенский страх, как я тогда его называл. Возможно, он не исчез, а затаился, ушел в глубины моего сознания. Знаешь, Эмма, жизнь сталкивает нас с какими экзистенциальными вызовами, показывает их остроту, даже иногда подводит к самому краю бездны, но затем отводит от нее, заставляет забыть о пережитом ужасе, вовлекая в обычный круговорот дел. Она нам словно бы говорит: человек, помни об этом, но не принимай это близко к сердцу, есть немало и других дел и занятий, не требующих таких переживаний. И сосредоточься ран них. И я подумал, что это вполне приемлемая программа, нельзя же постоянно ходить по лезвию ножа или краю пропасти. Надо от нее и отходить. Иначе ничего не сделать.

— Да, ты прав, только так и можно жить. А теперь у меня к тебе просьба: минут пятнадцать посиди молча и по возможности неподвижно. И я закончу набросок, а дальше уже допишу без позирования.

82

Мария недолго наблюдала за позированием, потом решила, что не стоит им мешать и вернулась в номер. И почти сразу туда зашел Андрей. Ей сразу же не понравилось выражение его лица, оно было каким-то злым. Впрочем, в последнее время оно было таким все чаще.

Мария подумала, что ей никогда не совместить два мира: Феликса и Андрея — самых близких и дорогих ей людей. Они настолько разные, что никаких шансов найти им общий язык хотя бы в чем-то, не существуют. И отныне ей придется пребывать в таком раздвоенном состоянии, разделить себя как бы на две части. А как это сделать, она не очень-то представляет. Задача не из легких, но необходимая. Иначе ее жизнь вполне способна превратиться в ад.

Андрей прошел в комнату, сел на стул и посмотрел на мать.

— Ты что-то хочешь, Андрюша? — спросила она. — Ты должна мне помочь, — безапелляционно проговорил он.

— В чем на этот раз? — Мария почувствовала тревогу. Ни тон сына, ни его мимика не предвещали ничего хорошего.

— От этого зависит моя судьба.

— Еще вчера не было ничего такого, от чего бы зависела твоя судьба, а сегодня вдруг появилось. Не могу представить, что же это может быть такое.

— Это не важно, просто появилось — и все.

Мария отрицательно покачала головой.

— Это очень важно. Если не скажешь, я даже говорить не стану.

Андрей недовольно посмотрел на мать, пересказывать ей их договоренности с Антоном ему очень не хотелось.

— Так будешь говорить? — повторила Мария.

— Мы разговаривали с Антоном, — неохотно сообщил он.

— Ах, с Антоном… И что?

— Если я помогу ему, чтобы Феликс Александрович принял его предложение, то он обещает меня взять к себе на работу. А ты сама понимаешь…

Какое-то время Мария молчала.

— Значит, он решил задействовать и тебя. Я бы не стала так ему безоговорочно доверять. Впрочем, не важно. Так о чем он тебя просит?

— Я же сказал, Антон Феликсович хочет, чтобы его отец принял бы какое-то его предложение. И если я помогу это сделать, то он…