Замок

— Вы еще не получили никакого представления, — серьезно сказал староста, — но я могу рассказать вам дальше. Такого, как Сордини, наш ответ, конечно, не удовлетворил. Я восхищаюсь этим человеком, хотя он для меня — сущая мука. Дело в том, что он никому не доверяет; даже если, к примеру, он бессчетное число раз убеждался, что такой-то, скажем, человек достоин всяческого доверия, — в следующий раз он не доверяет ему так, словно он вообще его не знает, или, вернее, так, словно он знает его как проходимца. Я считаю это правильным, чиновник так и должен поступать; к сожалению, я по своему характеру не могу следовать этому правилу: вы же видите, как я вам, чужому человеку, прямо все раскрываю, я просто не умею иначе. Сордини, напротив, сразу почувствовал к нашему ответу недоверие. И началась большая переписка. Сордини спрашивал, почему это мне вдруг взбрело в голову, что не надо приглашать землемера; я с помощью Мицци — у нее отличная память — отвечал, что инициатива исходит от самих же служебных инстанций (что это было из другого отдела, мы, естественно, уже давно забыли); Сордини на это: почему я об этом официальном письме только теперь упоминаю; я в ответ: потому что я только теперь о нем вспомнил; Сордини: это очень странно; я: это совсем не странно при таком затянувшемся деле; Сордини: это все-таки странно, поскольку письма, о котором я вспомнил, не существует; я: конечно, его не существует, раз все документы из папки пропали; Сордини: но ведь должна была остаться запись об этом первом письме, а ее не осталось. Тут я запнулся, потому что не смел не только утверждать, но и поверить, что в отделе Сордини могли допустить ошибку. Вы, господин землемер, возможно, про себя упрекаете Сордини в том, что, мол, мое утверждение должно было привлечь его внимание и заставить его, по крайней мере, справиться об этом деле в других отделах. Но вот это-то и было бы неправильно — я не хочу, чтобы на этого человека ложилось пятно, пусть даже только в ваших мыслях. Таков принцип работы инстанций, что возможность ошибки вообще не принимается в расчет. Этот принцип оправдывается превосходной организацией всего аппарата, и он необходим, когда хотят достичь предельной быстроты исполнения. Таким образом, Сордини вообще не имел права справляться в других отделах, кроме того, эти отделы ему бы попросту не ответили, потому что там бы сразу поняли, что речь идет об установлении возможности ошибки.

— Позвольте, господин староста, я вас перебью вопросом, — сказал К., — не упоминали ли вы несколько ранее о каком-то контрольном органе? Ведь это хозяйство, как вы его изображаете, такого сорта, что если представить, что, может быть, нет и контроля, так дурно делается.

— Вы очень строги, — заметил староста. — Но умножьте вы вашу строгость в тысячу раз — и это все еще будет ничто в сравнении со строгостью, которую инстанции проявляют по отношению к самим себе. Только совершенно не знающий нашей жизни человек может задавать такие вопросы. Существуют ли контрольные органы? Существуют только контрольные органы. Правда, они не предназначены для того, чтобы отыскивать ошибки в буквальном, грубом смысле этого слова, потому что ошибок ведь не происходит, и даже если когда-то какая-то ошибка и происходит — как в вашем случае, — то кто может окончательно утверждать, что это — ошибка?

— Это уже нечто совершенно новое! — воскликнул К.

— Для меня это нечто очень старое, — сказал староста. — Я убежден — не намного отличаясь в этом от вас самих — в том, что произошла ошибка, и именно поэтому, от отчаяния тяжело заболел Сордини, и первые контрольные службы, благодаря которым был открыт источник ошибки, тоже признали здесь ошибку. Но кто может поручиться, что вторые контрольные службы считают так же — и третьи, и далее, все остальные?

— Может быть, — сказал К. — Я предпочитаю не вдаваться в подобные рассуждения, кроме того, я вообще в первый раз слышу об этих контрольных службах и, естественно, еще не могу в них разобраться. Я только полагаю, что здесь имеется две стороны, которые следует различать: это, во-первых, то, что происходит внутри служб и что может быть истолковано так или иначе, но опять-таки с точки зрения служебной, и, во-вторых, — моя реальная личность, я, причем этот «я» существует вне ваших служб, этому «я» ваши службы грозят причинить ущерб, и это было бы настолько нелепо, что я все еще не могу поверить в серьезность такой опасности. Что касается первого, то тут, вероятно, все обстоит так, как вы, господин староста, с таким ошеломляющим, незаурядным знанием дела рассказываете, но только я хотел бы теперь услышать что-нибудь и о себе.