Замок Бландинг (сборник)

– М-м-м, – сказал он, – конечно, конечно. Что-то такое было. Видите ли, мой дорогой, Констанс, это моя сестра, не очень…

– Ясно. Считает, что я – ничтожество.

– Ну, ну, ну! Что вы, что вы! Она говорит «бездельник», больше ничего.

– Поначалу, может быть. Но в Небраске, у фермера, который все время пьет яблочный джин, долго бездельником не будешь.

– Вы работали на ферме?

– Да.

– Там были свиньи? – изменившимся голосом спросил граф.

– Были.

Лорд Эмсворт вцепился в скатерть:

– Может быть, дорогой, вы дадите мне совет. Уже два дня моя Императрица ничего не ест. Выставка в пятницу, на той неделе. Я места себе не нахожу.

Джеймс Белфорд вдумчиво хмурился.

– Что говорит ваш свинарь? – осведомился он.

– Он два дня в тюрьме. Два дня!.. – впервые заметив совпадение, вскричал бедный граф. – Как вы думаете, это связано?

– Безусловно. Она по нему тоскует. Вернее, она тоскует, что никто ее не зовет к кормушке.

Лорд Эмсворт удивился. Он не знал, что свиньи настолько считаются со светскими условностями.

– Никто не зовет?

– У всех свинарей есть особый клич. На ферме этому сразу учишься. Свиньи чувствительны. Не позови их, они с голоду умрут. Позови как следует – и они пойдут за вами на край света.

– Господи!

– Поверьте, это так. Свиней кличут по-разному в каждом штате. Скажем, в Висконсине она отзывается на «рюх-рюх-рюх», в Иллинойсе – на «хрю-хрю-хрю», а в Айове предпочитает слова «сик-сик-сик». Перейдем к Миннесоте, и что же? Мы услышим «чух-чух-чух» или, если хотите, «чуш-чуш-чуш», а вот в Милуоки, где столько немцев, – «швайн-швайн-швайн». Ах, как много этих кличей, от массачусетского «хуру-хуру-хуру» до простого «свин-свин-свин», которым славится Огайо! Не будем говорить о вспомогательных средствах – в одних местах бьют топориком по консервной банке, в других трясут чемоданом, а в него кладут камешки. Один человек в Небраске звал свинью, ритмично ударяя о кровлю деревянной ногой.

– Быть не может!

– Тем не менее было. Но случилась беда – свиньи услышали дятла и полезли на дерево. Хозяин пришел, они лежат…

– Разве можно сейчас шутить! – горестно вскричал лорд Эмсворт.

– Я не шучу. Это факты. Спросите кого угодно.

Лорд Эмсворт приложил ко лбу дрожащую руку.

– Если кличей столько, – проговорил он, – мы никогда не узнаем…

– Постойте, – перебил Джеймс Белфорд. – Я не все сказал. Есть ключевое слово.

– Что?

– Слово. Мало кто его знает, но мне открыл тайну сам Фред Патуел, первый свинарь Восточных Штатов. Какой человек! У него срывались с мест свиные котлеты. Так вот, любит свинья иллинойское «хрю-хрю» или миннесотское «чух-чух», она мгновенно отзовется на одно чудотворное слово. Для свиней оно – как рукопожатие для масонов. Скажите «чух» в Иллинойсе или «хрю» в Миннесоте, и свинья обдаст вас холодом. Но в каждом штате, какие только есть, услышав: «Сви-и-оу-оу-эй!», она немедленно отзовется.

Лорду Эмсворту показалось, что он увидел спасательную лодку.

– Это ключевое слово?

– Да.

– Сви-и-и?..

– …оу-оу-эй!

– Сви-и-и-и-оу-оу-эй!

– Что вы! Сперва короткий слог, стаккато, – «сви», потом один долгий «и-и», взмывает вверх…

– Сви-и-и-и.

– Сви-и-и-и.

– Сви-и-и-и-и-и-и… – заливался злосчастный граф, и его пронзительный тенор обратил близсидящих консерваторов в изваяния страха и гнева.

– Теперь «оу-оу». Сильней!

– …оу-оу-о-у-у-у!

Именно в этом клубе нет и не было музыки, тем более – во время еды. Седоусые финансисты тревожно взглянули на лысых политиков, словно спрашивая, что же делать. Лысые политики, в свою очередь, посмотрели на финансистов, давая понять, что не знают.

– Сви-и-и-и-оу-оу… – пел лорд Эмсворт, пока не увидел часы. Стрелки показывали без двадцати два.

Он вскочил. Лучший поезд в Маркет-Бландинг отходил с Паддингтонского вокзала в два часа ноль-ноль минут. Следующий был в пять.

Думал он редко, но, если думал, тут же что-нибудь делал. Через минуту он поспешал по ковру к дверям.

Шепча колдовские слоги, он забрал в гардеробной шляпу и прыгнул в кеб. Шептал он и в поезде, шептал бы и на станции, если бы, как всегда, не заснул через десять минут.

Проснувшись, он (тоже как всегда) стал гадать, где он и, собственно, кто он такой. Память вскоре вернулась – но не вся. Титул, фамилию, имя он вспомнил; вспомнил и то, что едет домой из Лондона, – а вот ключевое слово, любезное всякой свинье, он забыл.

Леди Констанс Кибл выражала словами, а при дворецком Бидже – телепатией, что ее брат Кларенс вел себя в Лондоне как нельзя глупее.

Прежде всего незачем было угощать Белфорда; не сказать же точно и прямо, что у Анджелы денег нет и не будет еще четыре года, мог только слабоумный. Леди Констанс знала с детства, что у ее брата не больше разума, чем…

Тут появился Бидж, и она замолчала.

Такие разговоры неприятны чувствительным людям, и граф убежал, как только смог. Он пил портвейн в библиотеке, стараясь припомнить слово, которое унес у него коварный сон.

– Сви-и-и…

Да, именно так – но дальше? Как ни слаба была его память, он знал, что главное там. Это – лишь заставка, увертюра.