Замок братьев Сенарега

В челнах сидели белгородцы, между ними также — войники из стяга Тудора, гуситы. Но в большинстве то были охотники — люди буйной вольницы, взращенной пропахшими рыбой и кислым вином слободами под крепостью, по обе стороны от гавани. Особое племя, в котором смешались, простив друг другу чуждые корни, все населявшие тот угол Европы племена. Спознавшиеся рано с вином, запретной любовью и смертной дракой, всему бросавшие вызов, портовые молодцы Белгорода каждый год уходили на опасный и тайный промысел морем — на берега Добруджи и Крыма, на богатые гавани Малой Азии, до самого Синопа и Трапезунда. Конными шайками, приставая благонравно к купеческим караванам, добирались до Мунтении, Семиградья, Покутья, Подолья, до Венгрии и Срединной Польши. Добравшись же до намеченной цели — с веселым боевым кличем бросались рубить и грабить. Добычею их чаще становились прибрежные селения, небольшие торговые корабли, малые замки, чьи хозяева и ратники сами отлучились, дабы пограбить соседей, беспечные на привале купецкие обозы.

Боура белгородская вольница знала хорошо. Относилась к нему с опаской, как всякий сын лиха к государеву воину. Но уважала — за силу и отвагу, за воинское искусство и справедливость. Сотнику Боуру каждый из пришедших был готов повиноваться до конца, особенно — в бою. Ибо знал: пан сотник многое может простить грешному человеку, кроме подлости и коварства. Гордились даже сотником: не у каждого города и поболее Белгорода был такой славный воитель.

До боя, впрочем, было еще далеко, до заката — тоже. Ватаге смирных рыболовов по прибытии на далекий от Килии лиман полагалось первым делом отдохнуть. Так и поступили на виду у Леричей чужеземцы, избрав для того укромную бухточку ниже замка, в приличном отдалении от его стен, прикрытую от взоров ближней рощицей. На отдыхе полагалось жечь костры да петь песни. Этим и занялись тут же ватажане.

Из Леричей за ними, впрочем, продолжали зорко следить. Бдела стража — трое ратников на дозорной башне. Не дремали люди, наряженные Конрадом на другие башни, на стены и к воротам. Сам рыцарь с паном Юзеком неустанно обходили зубчатые пояса замка, побуждая к бдительности людей, где — словом, где и увесистым тумаком. Бдительность требовалась двойная: из—за незваных гостей с моря и событий в самом замке, И следовало смотреть еще внимательно: не покажется ли вдали засветло косой парус, в ночи — носовой огонь? Не появится ли наконец на лимане долгожданная галея Джироламо Гандульфи?

О ней, черной хищнице угодного церкви генуэзского пирата, в тот вечер думали в замке многие. Даже Тудор Боур, ставший за двоих с ножом под стену, где делали подкоп. Работа могла стать опасной — тяжелые камни стены угрожающе нависли над расширившимся лазом, никто не знал, способна ли кладка фундамента сдержать их. И сотник Тудор, отстранив товарищей, вгрызался в глину со всей богатырской силой, неотступно думая: где теперь зловещая галея, чьи выплыли на лиман челны — белгородцев или людей Бердыша?

8

Над замком вновь пала ночь; господа, воины и слуги забылись тревожным, чутким сном. Не до отдыха было только пленникам в глубине темного узилища. Не спал также отец Руффино; облокотясь о зубцы главной башни, рыжий патер всматривался в темный простор. Аббат с недобрым чувством стоял лицом к лицу с необъятной, всегда казавшейся враждебной ширью степей, лимана и моря. Вся здешняя паства хитрого клирика любила этот неуютный уголок — за дар недолгого, но полного одиночества у края волн, за волю, которую давал мыслям и чувствам человека. Поэтому аббат и ненавидел тот край соблазнов и тревог, считая власть его простора вредной для духа верующего, как и власть природы вообще. Сколько времени проведено в здешнем замке, а этой склонности отец Руффино не сумел истребить в сердцах. «Мало любишь ты еще духовных детей своих, грешный фра Руффо, — подумал аббат, — мало заботишься о слабых душах человеков!»

Не шел в свою келью и верный долгу Конрад. С вершины квадратной башни храбрый рыцарь пытался постигнуть взором души вечно живую, прекрасную тайну ночного моря, слегка посеребренного восходящим месяцем. Что несла эта тайна ему, заброшенному сюда судьбой? Рыцарь видел, как горели на берегу огни. Все более тускло — рыбаки, наверно, легли уже спать. Конрад сам боролся со сном и не мог уже заметить, как поползли за рощей к замку мнимые рыболовы, укрытые теплой ночною тьмой.