Замок братьев Сенарега

Двигаясь вместе с таинственными тенями, сотник понял: чужие люди ползут к браме, дабы отворить ее своим товарищам, ждущим снаружи. И двинулся быстрее, стараясь их обогнать. Поднимать в те минуты тревогу было бы безумием; поняв, что их обнаружили, чужаки бросились бы все к воротам и, наверное, успели бы их распахнуть. Приблизясь к передним, Тудор различил несколько слов, которыми те шепотом обменялись. Дело складывалось опасным образом, то были татары. И не Шайтановы, конечно: побратим не учинил бы такого, не известив Тудора самого.

Врата темнели уже совсем близко, а перед сотником было еще трое налетчиков. И Тудор, нашарив камешек, метнул его на середину двора. Враги замерли, прижимаясь к земле. А сотник двумя прыжками достиг брамы и, заняв проем, повернулся к налетчикам с саблей в руке. «Счастье мое, коль они без луков», — —  мелькнуло в его голове.

Бывалые ордынцы поняли, что их обманули. Выставив клинки, татары набросились на сотника, норовя его изрубить. Но ворота замка, сами довольно узкие, стояли в глубине башенного проема, замыкая двухсаженную нишу. Более двух человек в такой тесноте уместиться не могло. Тудор пропорол уже меховой кожушок первого нападающего, упавшего ничком под его ноги, и отбивал натиск двух других, когда за спинами наседавших на сотника тоже послышался сабельный звон: па помощь к нему спешил юный Мазо. Фряжонок тоже успел уложить кого—то на землю; троих ворогов, пытавшихся преградить ему путь, Мазо с нежданной силою потеснил. Но забыл в пылу сечи о тыле, и тяжелый нож, брошенный кем — то сзади, не попав, к счастью, лезвием, оглушил храброго юношу, ударив рукоятью по голове.

— Кончай его! — услышал Тудор татарские слова, когда молодой Сенарега упал.

Юношу надо было спасать. И сотник сотворил невозможное. Яростно рубясь, он уложил еще двоих супостатов, отбросил — один против дюжины — от брамы прочих. И, схватив Мазо за куртку, оттащил его к воротам, где занял прежнюю, легко обороняемую позицию.

Еще один раз, однако, удача могла повернуться к Леричам спиной. И чуть не повернулась: гадюкою скользнув в быстром прыжке под руку сотника, совсем еще молодой ногаец набросился на него сзади, вцепился руками в горло Тудора. Татары огласили двор торжествующим визгом: проклятый кяфир наконец будет мертв. Но хватка вдруг ослабла, затуманенный было взор пана Боура прояснился, и славный воин продолжал удерживать браму, еще не зная, что случилось за его спиной. А там чинилась скорая расправа. Пробравшись по стене в надвратную вежу, Василь, мужичонка верткий, сперва поразил вцепившегося в Тудора ордынца стрелой, а затем протиснулся и сам сквозь узкий люк и, спрыгнув, очутился рядом с Тудором с саблей в руке.

Татары, взвыв, бросились на обоих в последнем, отчаянном натиске, но защитники крепостных ворот отбивали все наскоки налетчиков, уже уразумевших, что дело их проиграно на сей раз. Уже, со стороны двора, косил их рыцарь Конрад двуручным своим мечом. Уже замок озарился светом факелов, и люди с оружием выбежали на стены — отбивать оставшихся снаружи ворогов, если те полезут на приступ. И, видя, что выхода нет, оставшиеся в живых из пробравшихся в замок ногаи бросили оружие и повалились на колени, закрывая руками лица, готовые к смерти. Очнувшиеся ратники гарнизона, являя усердие, быстро связали пленников и встали над ними с саблями, ожидая приказа — рубить им головы или вести в застенок.

Еще гремели на стенах пищальные выстрелы. Еще летели из — за них наудачу острые стрелы, пускаемые с досады отбитою ордой, а к браме, в рубашке и босиком, с распущенными волосами бежала прекрасная Мария, почуявшая, что с младшим, любимым братом — беда. Но Мазо, очнувшись, уже стоял на ногах, поддерживаемый Бердышем. Мария порывисто схватила русича за руку, Василь, однако, покачал головой и повернулся к Тудору.

— Ему спасибо, синьора, — сказал работник, — Кабы не он...

Мария метнулась к сотнику. И Тудор, еще не стряхнувший головокружение сечи, понял вдруг: не только ее, Марии, — его, Боура судьба решилась, возможно, в тот навеки незабываемый, осиянный радостью миг.

Бой окончательно утих, когда Бердыш первым вспомнил о собаках. Почему не залаяли, не подняли первыми тревогу? И тут заметили — собаки в замке лежат, откинув лапы, не подавая признаков жизни. Кто — то крикнул: «Опоили, отравили собак!» «Опоили, да не ядом, — усмехнулся наймит. — Глядите, дышат». Псы и вправду не были отравлены, вскоре начали просыпаться. Кто угостил первых чутких сторожей фортеццы сонной травой? Об этом теперь можно было только гадать.

4