Замок братьев Сенарега

Добрые сны навевал злой дух и почтенному Амброджо — фрязин видел толпы ясыря, груды золота и драгоценностей, горы иных товаров и имущества, и все это принадлежало ему. Дьявол вторгался ко многим в думы и сны. А один из ратников, мадьярин Кинсебеш, по слухам, еженощно видел князя тьмы наяву и имел с ним поучительные беседы.

Но есть предел и бесовским проделкам, за полночь высшие силы загоняли пана дьявола в его подземные владения. И улетали из келий степного замка горячие, пестрые сны, давая людям набраться сил для нового дня.

18

Новый день наступил, и благочестивый посланец Рима, доминиканец — аббат вышел из отведенной ему комнаты, чтобы заняться делами временной своей здешней паствы и своими собственными. Отец Руффино направился было к лиману, предвкушая встречу с давней, наконец настигнутой снова жертвой. Сокрушение этого еретика было, конечно, не главным в нынешней миссии монаха, но сулило величайшую радость его исполненной усердия душе. Но Мастера не оказалось на берегу. И святой отец, взобравшись на стену замка, облокотился о зубец и погрузился в созерцание крепостного двора, привычно размышляя о каждом, кто представал перед ним внизу.

Вот вышел из башни благочестивый воин за веру Конрад фон Вельхаген. Аббат слегка усмехнулся, вспомнив об Ордене, покинувшем здесь этого своего молодца. Говорят — Ливонский орден медленно умирает, не сделав дела, для которого был создан, не приведя Востока под сень римского креста. Да, Орден слабеет и, быть может, скоро сойдет со сцены, где вершится судьба держав. Но дело свое совершил. Давя жестоко на Литву, Орден толкнул это полуеретическое, полуязыческое княжество на унию с католической Польшей, и тем устранил как силу, противящуюся влиянию Рима.

И ныне на севере Европы нет уже грозившей некогда татарам и немцам великой и сильной Литвы. Это противное господу образование, где греческая схизма мирно соседствовала с истинной латинскою верой, а русы были равны литвинам и полякам, — такой Литовской державы более не существует. Уния отдала ее православных вассалов под власть католиков, и тем убила Великую Литву, где в противной господу дружбе жили народы, для блага веры, обязанные враждовать.

По двору прошагал, украдкой поглядывая на вершину донжона, молдавский сотник Теодоро, и ухмылка на толстых губах рыжего патера стала еще язвительнее. Доминиканец знал теперь почти наверняка, зачем прибыл тот сюда и чего хотел, вести от тайных лазутчиков из генуэзской колонии в Белгороде и Каффы говорили об этом в шифрованном добавлении к письму, полученному недавно братьями. Отец Руффино был доволен: варвар напрасно слонялся по двору, напрасно поглядывал на Мариино окошко, красотка достанется другому. Сам же дерзкий Теодоро из охотника, которым еще себя мнит, давно превратился в дичь. Пройдет немного дней, и влаха в клетке повезут на галее Джироламо в Венецию непременно в клетке, как и полагается пойманному зверю. А уж затем кроткий фра Руффо поступит с ним по своим обычаям. Без пролития крови — только дыба, тиски, да огонь, огонь, огонь!

После этого он, воин церкви, непременно вернется в полудикий край, именуемый Молдовой. Как много работы ждет его в тех местах, какие благочестивые труды! В недавний свой приезд отец Руффино оставил добрый посев — имел долгие разговоры с богатыми и видными людьми той страны, пролил вдоволь сладкого яда посулов и советов, укрепил ряды сторонников латинской, склонной к польскому крулю боярской партии.  кое—кому оставил золото, кое—кому — заверения в поддержке верных Риму властителей сопредельных земель, обещания нового золота и оружия. Поставил и цель; предотвратить воцарение молодого претендента Штефана. Все это — чтобы ослабить ту землю, пребывающую во власти схизматиков, открыть ее границы войскам христолюбивых католических монархов. Есть, правда, риск — если Молдова падет, выиграть на том могут первыми турки. Но пусть, пусть движутся через эту землю на север лютые османы! Они столкнутся там с Московией, чей расцвет и рост начинает так, тревожить мудрецов римской курии. Пусть идут на север османы — лев схватится с медведем насмерть и оба погибнут, открыв носителям истинной веры вожделенный путь на Восток.

Отец Руффино невольно выпрямился, представив желанные великие события. И, как всегда, когда аббат был один, привычная маска благодушия сползла у него с лица, толстые губы тронула жуткая усмешка. И проступили на нем, тесня друг друга и сливаясь, безумие фанатика и жестокость, хитрость и злобное торжество, упоение властью и извращенно — наивная, детская восторженность. Но вот в выцветших глазках патера вспыхнуло уж вовсе сатанинское пламя — отец Руффино увидел на пороге кухни крепкогрудую стряпуху Аньолу.