Замок Броуди

Слова ее дошли до его отуманенного мозга, затронули в нем какую-то ответную струну. Он встрепенулся и воскликнул с настоящим пафосом:

— Моя Несси дрожит! Я стою себе, горячий, как только что поджаренные гренки, а моя родная маленькая дочка мерзнет и просит затопить! Отчего же нет? Это разумно. Сию минуту здесь будет огонь, хотя бы мне пришлось нести его собственными руками. Сиди себе спокойно и жди — увидишь сейчас, что твой отец готов сделать для тебя.

Он предостерегающе поднял палец, запрещая ей двинуться с места, тяжело ступая, вышел из гостиной, пошарил в темноте среди угля в чулане за посудной и нашел то, что искал, — длинный железный совок. Размахивая им, как трофеем, он направился к очагу в кухне, опустил решетку и, набрав в совок пылающую кучку докрасна раскаленных углей, понес ее торжественно в гостиную, оставляя за собой дым. Здесь он бросил угли в холодный камин и, воскликнув многозначительно: «Погоди минутку! Одну минутку! Это еще не все», снова исчез, чтобы затем вернуться с большой охапкой щепок в одной руке и совком, опять полным углей, в другой. Тяжело опустившись на колени, он положил щепки на угли и, лежа на животе перед камином, принялся шумно раздувать огонь, пока, к его удовольствию, щепки не вспыхнули. Тогда он, кряхтя, поднялся и, сев на пол у камина, похожий на разыгравшегося в стойле быка, стал подбрасывать в огонь уголь, пока не образовалась высокая, громко потрескивавшая пирамида огня. Обе руки и одна из его пылавших щек были испачканы углем, брюки на коленях измазаны сажей, но он, не замечая этого, с величайшей гордостью любовался результатом своих усилий и крикнул Несси:

— Ну, смотри! Что я тебе говорил! Вот тебе и огонь — да такой, что быка на нем изжарить можно! При таком огне озябнуть уж никак нельзя. Теперь — за работу! Не много найдется отцов, которые так заботятся о своей дочери, — смотри же, чтобы хлопоты мои не пропали даром. Налегай на ученье!

После этого увещания он продолжал сидеть на полу, любуясь вспышками пламени и по временам бормоча про себя:

— Прекрасный огонь! Вот здорово горит!

Но, наконец, встал, покачиваясь, отбросил ногой в сторону совок, пробурчал: «Пойду, принесу свое виски да посижу с тобой», — и вышел из гостиной. Несси по его необычному поведению давно поняла, что отец снова пьян, и, когда он уходил, бросила ему вслед быстрый, полный испуга, взгляд. Она решительно ничего не выучила за весь вечер, и необыкновенное поведение отца начинало ее сильно тревожить. Его обращение с ней в последнее время отличалось, правда, некоторыми странностями — неизменные понукания к занятиям перемежались вспышками неожиданной и необъяснимой снисходительности, но никогда еще он не казался ей таким странным, как в этот вечер. Когда он воротился с бутылкой, Несси, услышав его шаги, выпрямилась и зашевелила бледными губами, делая вид, что усердно зубрит, но не видя страницы, которая была раскрыта перед ней.

— Вот и хорошо, — пробормотал Броуди, — я вижу, ты взялась за работу. Я сделал для тебя все, что нужно, теперь ты сделай для меня кое-что. А расплатишься со мной за все разом, когда получишь стипендию.

Он уселся в кресло у камина и снова принялся за остатки виски. Вечер казался ему долгим-долгим, как год, но ведь он должен скоро окончиться объятиями Нэнси! Броуди еще больше развеселился. Ему захотелось петь. Обрывки мелодий замелькали в его памяти; он усиленно кивал головой и отбивал ногой и рукой такт. Его небольшие глаза прямо лезли на лоб, так усердно осматривал он комнату, в надежде найти какой-нибудь выход бурлившему в нем избытку восторга. Вдруг они просияли, остановившись на фортепиано. «Что пользы в этой штуке, — сказал он себе, — если она стоит без употребления?» Такое красивое фортепиано орехового дерева, купленное в рассрочку у Мердока, за которое он выплачивал долг двадцать лет! Просто срам, что оно стоит без употребления, когда человек платил деньги за обучение дочери музыке.

— Несси! — заорал он так, что она подскочила от испуга. — Ты уже, наверное, выучила наизусть всю эту книгу. Отложи-ка ее! Сейчас у тебя будет урок музыки, а учителем буду я. — Он загоготал, потом поправил сам себя: — Нет, я не учитель, я певец. — Он величаво вытянул вперед руку. — Мы исполним с тобой несколько хороших шотландских песен. Садись живо за фортепиано и сыграй для начала «Во всех странах ветер дует».

Несси соскользнула со стула, но нерешительно остановилась, глядя на отца: он вот уже много месяцев запрещал ей открывать фортепиано, и теперь она, зная, что надо исполнить его приказание, все же не смела это сделать. Но Броуди нетерпеливо закричал:

— Да ну же! Чего ты ждешь? Говорю тебе — играй «Во всех странах ветер дует»! Мне уже давно не было так весело, как сегодня. Я хочу петь!