Дима встал, не решаясь даже схватиться за ручку меча, оставшегося торчать в железной башке прилетевшего робота. Сердце больше не билось в бешеном ритме, мысли были спокойными, а трава наконец по-настоящему зелёной, воздух по-настоящему свежим, запахи по-настоящему сладкими и ароматными. Страх испарился, заметя все следы, оставив ощущение безграничной свободы.
Дима твёрдо решил, что это его последний день в роли главы охраны Аннуриена.
Почему? Потому что, как говаривал мудрый Йен Григо, иногда нужно делать то, о чём даже думать не хочется. И неизвестно, будет оно хорошо или плохо, иногда нужно делать это просто потому, что надо. И именно потому он будет живым Димой, а не мёртвым Мицем.
Глава 6. Последний шанс
Порыв холодного и невероятно влажного, солёного ветра дыхнул в лицо, обдавая одновременно влагой и болью. Боль, казалось, была везде: в песке, на котором он лежал, приподнявшись на локтях, в воде, что волнами накатывала на песчаный пляж, в серых тучах, что несли с собой порывы злого ветра.
Артиуна трясло.
Холод, противный могильный холод подступал всё ближе. Зубы стучали, в глазах пылали алые круги. Смерть маячила перед лицом.
Он видел тёмную фигуру в чёрном балахоне. Обычно в легендах так и изображали смерть. Артиун потряс головой, но фигура не исчезла, лишь сделалась ещё чётче, хотя спустя мгновение принялась размываться из-за плывущего зрения.
— Чего тебе?! — злобно прорычал Артиун и напряг мышцы, протягивая тело без ноги по песку ещё на пару шагов подальше от озера.
Крови натекло не мало, силы ежесекундно уменьшались.
— Хороший экземпляр, — произнесла фигура в балахоне. — Хочешь ли ты отомстить Гарри?
Да, Гарри. Воспоминания о нём разгорались демоническим пламенев в груди. Этот урод, что вытолкнул его за пределы своего колдовского круга, из-за чего ему оторвало здоровую ногу! А он, Артиун, поддался секундной слабости, поверил.
— Да… — прорычал-прохрипел Артиун и заглянул странному собеседнику под капюшон, не увидев там лица.
Впрочем это не испугало бывалого вояку. Да хоть со смертью договор заключить, он согласен.
— В прошлый раз Гарри остановился и ему нужна была мотивация. Да и суккуба он зарубил играючи. Сейчас же, — шептал что-то собеседник.
— Ну! Я же сказал «да», глухомань! — прикрикнул Артиун и завалился на бок, всё ещё не сводя взгляда.
Боль разливалась всё дальше и дальше. Становилось тяжело дышать, и он пыхтел, хватаясь за истекающую кровью ногу. Его спасти могло только чудо.
— Сейчас же всё немного иначе, — сам с собой разговаривал собеседник.
Артиун закашлялся, собеседник сделал шаг в сторону солдата.
— Нет, — шепнул он.
— Миньет! Что «нет»-то? Сделай что-нибудь, и я Гарри в порошок… кхе-крхе…
Глаза слезились, Артиун видел перед собой распахнувшиеся чёрные одежды, словно тьма накрыла его взор. Собравшись с силами, Артиун помотал головой и увидел чёрную бородку на уровне его взора, а ещё губы, сложившиеся в подобие усмешки. Губы разомкнулись.
— Я передумал, — услышал Артиун прежде, чем его поглотило забытьё.
Глава 7. Облачённый в тело
Душа вернулась в тело.
Что происходит? Где я?
Темнота.
Чьи-то далёкие голоса, разбавленные чириканьем птиц. Я сижу на чём-то мягком. Вроде какое-то животное. Но холодное, значит шкура. Точнее сложно сказать.
Сознание пробивалось сквозь патоку агонии. Боль раскатывалась спазмами по телу, желудок пульсировал и выворачивался наизнанку, та же боль была в костях и мышцах, кожа зудела и покрывалась волдырями, тело было словно мне не принадлежавшим. В правом ухе стоял гул, левое слышало немного приглушённо, без прежней остроты. Ноздрей не было, ветер шугал в них, сопровождая каждый вдох адской болью во всём лице и зубах. Запахов не было. Картинки перед глазами тоже — лишь кромешная темнота.
И всё же я понимал, что могу встать и с остатками своей осознанности что-то делать. Понимал я так же, что вести себя буду абсолютно нормально. Боль существовала, она отнимала силы, она мешала осознавать мир в полной мере, но списывать меня со счетов не стоило.
Провалы в памяти медленно восполнялись всплывающими воспоминаниями, довольно яркими образами, возникающими в темноте моего сознания. Я знал, что у меня есть некоторое время, пока пульсирующая, гнетущая боль вновь не отключит какие-то части моего сознания, переводя их в режим автопилотирования. Я надеялся, что всё же удержу себя в реальности.
Ещё я надеялся, что я ничего в режиме автопилотирования не вытворил.
Воспоминания, накатывающие волнами, от которых сложно отбиться, складывались в общую картину. В этих воспоминаниях я ощущал себя словно запертым в чужом теле и чужом сознании. Я жил, действовал, но всего лишь наблюдал за своей жизнью со стороны. А ещё, погружаясь в эмоциональный бардак своего сознания, я осознавал с ужасом и трепетом, что не могу понять, воспоминание это, или это уже настоящее течение времени.