Замок Фрюденхольм

«Разумеется, речь идет лишь о единичных случаях. Преобладающая часть датского населения со спокойным достоинством, свойственным народу древней культуры, строго соблюдает наказ короля и будет следовать ему и в дальнейшем, ибо внутреннее достоинство — самая действенная форма самоутверждения народа, живущего в обстановке, создавшейся в Дании в военное время».

— Это про тебя, — сказал Оле Ястрау, протягивая газету своему коллеге. — Ты и есть этот «единичный случай».

Вульдум уселся на край письменного стола Ястрау и медленно, с удовольствием прочитал передовицу. Он всегда наслаждался стилем Ангвиса.

— Это великолепно, — сказал он. — Когда Ангвис пишет о древней культуре, у меня слезы выступают на глазах.

— Ты так и будешь ходить с этой штукой в петлице? — спросил Ястрау. — Когда-нибудь это плохо кончится!

— Когда-нибудь это кончится хорошо, — сказал Вульдум с заметным оксфордским акцентом. — Через несколько лет, когда правление этого почтенного акционерного общества распорядится, чтобы здание «Дагбладет» оделось в британские цвета и чтобы увеличенный портрет сэра Уинстона Черчилля поместили на фасаде дома, наш anpassungsfähige[30] редактор будет счастлив и сможет похвастаться, что эта газета в мрачное для нашей родины время вдохновила своих сотрудников открыто носить на верхней одежде флажок Union Jack[31].

Оле Ястрау вздохнул.

— Ты думаешь, дело к тому идет?

— Можно ли сомневаться, что Енс Ангвис при своей способности к мимикрии будет делаться день ото дня все более похожим на англичанина.

— Нет, я не об этом. А ты всерьез веришь, что твои англичане — наши англичане — имеют шанс выиграть войну?

— Дорогой друг, — сказал Вульдум. — Они всегда выигрывали.

— Я не могу себе представить, как они будут вести себя на этот раз. Не могу вообразить! Я завидую твоей вере! Боже мой, как я завидую тебе и всем, кто верит!

— Не вечно же будет длиться немецкое безумие. Нет, не вечно. Безумие не может быть вечным. Боюсь, однако, что это безумие продлится очень долго. Война будет длинная-предлинная. Тридцатилетняя война. А может, и столетняя.

— Что ты намерен предпринять в течение ста лет?

— Самое лучшее, что мы можем сделать, — это вести себя тихо.

— Тихо-тихо! — повторил поэт Оле Ястрау.

40

Происходили большие и малые события. Гитлеровцы оккупировали Грецию и Югославию. Крупнейший крейсер Англии был затоплен. Датский король отрешил от должности посланника в Соединенных Штатах, а правительство начало судебный процесс против этого посланника по обвинению в измене родине.

Начальник немецкой полиции Генрих Гиммлер посетил Копенгаген и имел удовольствие повидаться с начальником полиции Ранэ.

В поселке Фрюденхольм произошло возмутительное преступление, оно не подлежало судебному разбирательству, и о нем нельзя было упоминать в газетах и по радио. Но слухи ползли из дома в дом, вызывая гнев и ужас. Четырнадцатилетнюю дочку пекаря Андерсена изнасиловал и чуть не задушил немецкий солдат. Добрый Густав, друг дома, благовоспитанный сын начальника почты из Марктхейденфельда.

Преступление было совершено в тот воскресный день, когда Густав вместе с другими немецкими солдатами покидал Фрюденхольм. Утром он зашел проститься. Ему вручили подарки и огромный сверток с продуктами. Пожелали доброго пути и военной удачи. Пекарь сказал, что война закончится в течение месяца, в сущности, ее исход уже решен. До рождества друзья встретятся в Новой Европе. Густав обещал после женитьбы на Адельгейде вместе с ней совершить свадебное путешествие в Данию. Это будет скоро.

В воскресенье вечером фру Андерсен позвонила доктору Дамсё. Доктор должен прийти немедленно. С Алисой творится что-то странное, она не может ни говорить, ни есть. Ее не было целый день, и родители не могли понять, куда она делась. Позже фру Андерсен нашла ее на чердаке пекарни, забившуюся в угол среди мешков с мукой. Она дрожала, плакала, не могла объяснить, что с ней, не могла выпить глотка воды.

В доме фру Андерсен пахло олифой, лаком, мылом и содой.

— Осторожно, полы только что натерты, — сказала она доктору, вводя его в комнату девочки, обитую яркими обоями. Пациентку окружали куклы и плюшевые медведи. — Вот она, доктор! Вы понимаете, что с ней?

— Да, — сказал доктор.

На шее следы пальцев, глаза налиты кровью. Жизнь девочки в опасности. Фру Андерсен громко вскрикнула, поняв, в чем дело. Доктор открыл ей правду слишком грубо, не проявив той чуткости, какую необходимо проявлять по отношению к матери. Доктор был занят только девочкой, ее немедленно нужно везти в больницу. Он даже не ответил на вопрос фру Андерсен:

— Надеюсь, малютка Алиса не забеременеет? А допускаются ли аборты в таких случаях? Вероятно, закон это разрешает?