Нет, они просто прошли через холл, и голоса затихли. Возможно, они съели десерт, как делали это прежде, и теперь отправляются спать. Она взглянула на часы: половина восьмого. Кстати, у нее были новые часы. Все ее личные безделушки она продала или заменила новыми, чтобы эти вещи не узнали в Ист-Линне. У нее не осталось ничего, кроме миниатюрного портрета матери и маленького золотого крестика с семью изумрудами. Вы не забыли этот крестик, читатель? Фрэнсис Ливайсон случайно сломал его при их первой встрече. Еще тогда она сочла дурным знаком поломку крестика, который ей завещала беречь ее покойная мать, и с какой ужасной точностью последующие события подтвердили ее страхи! Она не смогла заставить себя расстаться с этими двумя вещами, упаковала их и спрятала на самом дне своего несессера, чтобы на них не мог упасть чей-то случайный взгляд. Вошел Питер.
— Моя хозяйка велела передать, мэм, что она очень хочет видеть Вас, если Вы не слишком устали. Не угодно ли вам будет пройти в гостиную?
В глазах у нее помутилось. Неужели наступил тот момент, когда она должна будет встретиться с мистером Карлайлом? Леди Изабель направилась к двери, которую услужливо открыл Питер. Проходя мимо него, она отвернулась, чтобы он не видел, как побледнели ее лицо и губы.
— Миссис Карлайл одна? — тихо спросила она, пытаясь выяснить, находится ли в гостиной и м-р Карлайл.
— Совершенно одна, мэм. Хозяин сегодня обедает в гостях. Мадам Вайн, не так ли? — добавил он, когда они пересекли холл и он взялся за ручку двери гостиной, чтобы доложить о ее приходе.
— Мадам Вин, — исправила она его, ибо Питер произнес это имя на английский манер, широко, а она сделала это так, как говорят французы.
— Мадам Вин, мэм, — объявил Питер, вводя ее в комнату.
Старая гостиная, просторная, с прекрасной мебелью и яркой люстрой! От внезапно нахлынувших воспоминаний у нее защемило сердце. Это уже не ее гостиная, которой она может гордиться, ибо она отринула ее так же, как и все остальное.
Барбара, сидевшая в кресле, казалось, ничуть не изменилась с того самого дня, когда леди Изабель впервые увидела ее в воротах церкви и спросила м-ра Карлайла об этой хорошенькой девушке. «Это Барбара Хэйр», — ответил он тогда.
Увы: тогда она была Барбарой Хэйр, а теперь сделалась Барбарой Карлайл, а она снова стала Изабель Вейн. О горе!
Барбара выглядела прекрасно, как никогда — или же наша героиня увидела ее такой. На ней было вечернее платье светло-голубого, небесного цвета — он шел ей как никакой другой, и она предпочитала его всем прочим: ее нежную шею украшала золотая цепочка, а руки — пара золотых браслетов. У нее были по-прежнему красивые черты лица, на щеках играл румянец, а роскошные золотые волосы рассыпались по плечам, разительно контрастируя с волосами женщины, стоявшей напротив. Барбара подошла к ней, радушно протянув руку для приветствия.
— Надеюсь, Вы не слишком устали после поездки?
Леди Изабель пролепетала что-то в ответ — она сама не знала, что именно — и отодвинула предложенный ей стул как можно дальше от безжалостной люстры.
— Вы не больны? — участливо спросила Барбара, заметив ее мертвенную бледность, несмотря на чепец и зеленые очки.
— Нет, — тихо ответила Изабель, — просто немного устала.
Может быть, Вы предпочитаете поговорить со мной завтра утром, а сейчас сразу же лечь в постель?
Нет: для леди Изабель разговор при свечах казался менее страшным, нежели при свете дня.
— Вы показались мне такой бледной. Я боялась, что Вы заболели.
— Я бледная от природы, но здоровье у меня крепкое.
— Миссис Латимер написала, что Вы нам непременно подойдете, — прямо сказала Барбара. — Надеюсь, именно так и будет, и Вам здесь понравится. Вы долго жили в Англии?
— В юности.
— Вы потеряли мужа и детей? Погодите-ка: прошу прощения, если я ошибаюсь, но миссис Латимер, мне кажется, упоминала и детей.
— Я лишилась их, — еле слышно ответила Изабель.
— Ах, это, наверное, такое горе, когда умирают дети! — воскликнула Барбара, стиснув от волнения руки. — Я бы ни за что на свете не рассталась со своим малышом. Я не вынесу разлуки с ним!
— Ужасное горе, которое трудно перенести, — внешне согласилась леди Изабель, но подумала, что смерть — не худшая из разлук: есть другая, куда более ужасная.
Миссис Карлайл заговорила о детях, попечение над которыми должна была принять Изабель.
— Вы, без сомнения, знаете что это не мои дети! Миссис Латимер рассказывала Вам о них. Это дети первой жены мистера Карлайла.
— И самого мистера Карлайла, — перебила ее леди Изабель.
Что, спрашивается, заставило ее сказать это? Она сама себе задала этот вопрос, как только слова слетели с языка. Щеки ее побагровели, и она вспомнила, что в Ист-Линне говорить необдуманно просто нельзя.
— Разумеется, — ответила Барбара, полагавшая, что мадам Вин задала вопрос. — Им, бедняжкам, несладко, поскольку мать бросила их. О, это просто ужасно!
— Она умерла, я слышала, — сказала леди Изабель в надежде избежать разговора на эту тему, но миссис Карлайл продолжала, словно не расслышав.