С карьерой сымпровизировалось удачно. По крайней мере, теперь этим можно было объяснять мою откровенно нервную реакцию. Но я все еще не верила, что фарс продлится долго. Казалось: вот мы войдем в ДК, встретимся с Лобовым, он посмотрит на меня и скажет: «Ну, какая же это Серебровская!» И нам ничего не останется, как улыбнуться и объяснить, что это была всего лишь шутка… Как будет дальше у нас с Алексеем и будет ли что-нибудь потом, думать не хотелось.
Возле той самой лавочки, на которой три дня назад я сидела в тревоге и ожидании, он, деликатно прокашлявшись, обнял меня за талию:
— Понимаешь, здесь так принято, и вообще…
— Понимаю, — я вскинула голову. — Здесь и в метро все стоят, друг другу, как лошади, головы на плечи положив, и в электричках целуются… Это, наверное, стильно, да? Кроме того, будет правдоподобно.
Его ладонь лежала на моей талии, но желанного томительного тепла почему-то не ощущалось. Наверное, во всем были виноваты мои взвинченные нервы и слишком глубоко уязвленное самолюбие.
Алексей устало вздохнул и убрал руку в карман брюк. Мне на секунду стало неловко. Вообще-то, нападать в этой ситуации было вовсе не обязательно. Поэтому, желая смягчить ситуацию, я решила проявить интерес к делу:
— Слушай, вот ты говорил, что моя неправильная реакция будет первым пунктом, которому не поверят. А второй пункт тоже есть?
— Есть, — он спокойно кивнул. — Только не обижайся, пожалуйста. Второй пункт — это то, как ты танцуешь… Нет, ты очень перспективная и талантливая, но у тебя пока все в будущем. А она — уже звезда, уже Серебровская…
Обижаться действительно было глупо. Но я все равно опустила голову. И до самого зала шла, наблюдая за тем, как широко, по-балетному, разворачиваются при ходьбе его ступни.
В зале уже вовсю тусовался народ. Человек пятнадцать парней, чуть побольше — девушек. Особенно выделялась одна — длинноволосая, огненно-рыжая, с яркими, словно у кошки, глазами. На ней были лосины, просторная мужская рубаха и замшевый жилет с ковбойской бахромой, свисающей прямоугольными язычками.
— Ирка Лапина, — вполголоса произнес Иволгин, наклонившись к моему уху. — Наша прима и твоя главная соперница… Правильно, наверное, было бы пожелать тебе с ней не ссориться, но это бессмысленно: все равно не получится. Она твоего, то есть Настиного, приезда не меньше меня ждала. Только у нее свой прикол: горячее желание доказать, что рядом с ней, с ее дипломом Вагановского, никакие Серебровские и рядом не валялись.
Девица была красивая, энергичная, сильная, с насмешливым и злым прищуром. Я только-только собралась поднять глаза на Алексея, чтобы сказать, что я ее элементарно боюсь и участвовать в этой авантюре отказываюсь, как с первого ряда вдруг встал невысокий мужчина с аристократической проседью на висках и черным шелковым платком вместо галстука.
— Алеша! — он приветственно помахал в воздухе рукой. — Веди, веди к нам свою невесту. Это ведь Настенька Серебровская? Я правильно понял?
— Правильно, правильно! — пробасил Иволгин с безмятежностью и артистизмом, которых я от него не ожидала.
Мы прошли к мужчине сквозь расступившуюся толпу и остановились, как новобрачные перед алтарем.
— Я — Лобов Юрий Васильевич, в отсутствие Рыбакова Вадима Петровича главный балетмейстер труппы, — он протянул мне маленькую, аккуратную ладонь. — Кстати, вас я именно такой и представлял. Красивая, аристократическая, возвышенная!.. Одного не понимаю, Вадим Петрович вроде говорил, что у вас единственный недостаток — ноги коротковаты? А тут не то что коротковаты, сантиметров десять отрезать можно, и то вполне-вполне останется, а?
Мысленно я улыбнулась торжествующе и мстительно, но в присутствии Алексея позволила себе только пожать плечами:
— Не знаю. Может быть, ему показалось или свет был такой неудачный…
— Ну, если только это была кромешная тьма?.. Впрочем, будем считать, что показалось. Итак, Настенька, разрешите представить вас труппе…
— А зачем представлять? — послышалось с соседнего ряда. Рыжая Лапина сидела на спинке кресла и качала ногами сиденье. — Все премного наслышаны и очень ждали приезда «сибирской Лопаткиной». С нетерпением ожидаем того момента, когда сможем увидеть божественный танец.
Я почувствовала, что внутри у меня становится холодно и пусто, а во рту пересыхает. Это был вызов, но я не ощущала себя готовой к бою. Мне, заранее обреченной на поражение, не хотелось сражаться. А хотелось только сбежать, немедленно выбросив белый флаг. И тут моей руки коснулась рука Алексея… Не на показ, не для того, чтобы продемонстрировать любовь для многочисленных зрителей! Он просто незаметно сжал мои пальцы и прислонил к своему бедру.
— Да, я, конечно, постараюсь оправдать ваши ожидания, — сказала я, потупив очи. — Очень надеюсь, что это получится… Только сразу один момент: Серебровская — псевдоним, моя настоящая фамилия Суслова.
— Суслова? — Ира Лапина усмехнулась и с разными интонациями повторила фамилию несколько раз, так, будто пробовала ее на вкус. — Ну ладно… А как вы хотите, чтобы вас называли «в миру»: Суслова или все-таки Серебровская?