Замок из золотого песка

Я легла ровно в десять, задумав с утра пробежку до мостков Камышовки, чтобы осмотреться и там – вдруг что-то найду… такое! Но я боялась признать, что мной движет не просто любопытство, а желание быть полезной следствию в лице Игната Москвина. Я злилась на себя за его незримое присутствие в моих мыслях, досадовала, что следователь, похоже, обо мне и не вспоминает, занятый работой. И безумно пугал меня откуда-то взявшийся страх, что у меня, возможно, имеется соперница. Обязательно молодая, с внешностью фотомодели, с божественно красивой фигурой женщина, рядом с которой я буду выглядеть средней паршивости замарашкой. Я ревновала Игната, не имея на то никаких оснований и прав. И страдала от своих же фантазий, даже не пытаясь мыслить здраво. Как с осуждением сказал бы Семочка: «Ни сена, ни соломы, а стог нагородила, дуреха».

Я попыталась заснуть, но вскоре поняла, что теперь мне мешают не мои мысли, а чьи-то голоса под окном. Плюс неудобный диван…

Я то проваливалась в забытье, то, вновь вынырнув на поверхность, таращила глаза в потолок, пытаясь ухватить если не детали, то хотя бы смысл сна. Он был красочный, но безрадостный, даже можно сказать – тревожный. Я не помнила действующих лиц, но они волновали меня мало. А вот то, что происходило лично со мной, вызывало страх. И был это страх потери.

В очередной раз пробудившись от бубнящих голосов, я откинула махровый плед, встала с дивана и приблизилась к окну. Свет включать не стала, чтобы не спугнуть ночных болтунов.

Пара сидела на качелях под березой, далеко от окна, но в ночной тишине звуки были слышны довольно ясно. Поначалу слов разобрать было невозможно, но вот женский голос перешел на более высокий регистр, а потом и вовсе на визг.

– Тряпка! Так и уедем не солоно хлебавши?! На кой ляд мы сюда тащились через полстраны, денег столько истратили, а?! На эту рыжую девку поглазеть?

– Не могу, это – шантаж, а Семка – мой брат, пускай и сводный, – громче, чем говорил раньше, ответил мужской голос.

Я чуть не вскрикнула, настолько поразила меня новость. Выходит, у Никодима отпрыск на стороне! Ай да дед!

– Вот именно – кровный брат, а думает, что седьмая вода на киселе. Твой отец даже не рассказал сыну о тебе. Так скажи сам! Старый хрыч не зря скрывает, поговаривают, что мать его Агафья, которая, между прочим, и тебе бабкой родной приходилась, твою матушку Наталью, царство ей небесное, на тот свет отправила. И не мог об этом Никодим не знать!

– Не болтай всякую хрень, дура! Кто там поговаривает? Мама в своей постели померла, я рядом был.

– А отчего померла, знаешь? К Агафье шастала за зельем, заболела Наталья. Мне об этом моя мать говорила, они же с твоей в подругах ходили. Агафья и отравила Наталью, чтобы про тебя не разболтала по поселку. Не знал никто, что ты – Никодимов сын, думали, что мать твоя тебя из города в подоле принесла. А они на приисках снюхались – Никодим и Наталья. Там тебя и заделали. Это уже потом Никодим женился на Семкиной матери.

Мужик ничего не ответил, в мое окно потянуло запахом табака. В тишине слышно было только, как ветерок гоняет по тротуарной плитке листву, да поет вдали какая-то поздняя птаха.

Я была уверена, что это еще не конец разговора, женщина просто ждет каких-то слов от собеседника, наверняка высказав ему то, о чем до сегодняшнего дня молчала.

– Че не говорила-то раньше, что знала о брате? Я как дурак тебе перед этой свадьбой открылся, похвастался, что брат у меня родный есть. И сюда поехал, потому что отец позвал, это ты уже планов понастроила. Вот что, женщина! Не буду я ничего просить ни у отца, ни у брата! Сами выкрутимся. Я все сказал!

– Дурень ты! Дурень и есть! – зло произнесла тетка, послышались удаляющиеся шаги, и вновь наступила тишина.

Понятно, что братом мог быть только тот мужик, что помоложе. Люба, сидевшая за столом рядом с ним, называла его Алексеем. Кажется, женский голос под окном принадлежал ей. И эта Люба явно что-то хотела от моего отчима. Наверняка денег. Интересно бы знать, на что?

Я попыталась вспомнить внешность Алексея, чтобы понять, похож ли он хотя бы чем-то на Семочку. Но образ перед мысленным взором вставал размытый, я даже не смогла увидеть цвет волос – не было у меня желания рассматривать пристально чужого мужика. Которого, я была уверена, я встретила первый и последний раз в жизни.

Я дождалась, пока вслед за теткой уйдет и Алексей, и вернулась на диван. Конечно, информация до меня дошла любопытная, но меня никак не касающаяся. То, что дед Никодим – тот еще проходимец, я поняла уже из разговора с Семочкой на озере. Так что, по сути, мое отношение к родному деду Ваньки почти не изменилось – он остался в моих глазах скрытным, деспотичным самодуром, но с одним хорошим человеческим качеством – умением работать.

Я улеглась, надеясь, что теперь мне удастся выспаться. Диван и вправду был слишком мягким, но усталость взяла свое, я быстро погрузилась в крепкий сон.